Уже мертва

«Нет, черт возьми! — повторила я мысленно. — Моя задача не в этом. Только я убеждена, что все эти убийства — дело рук одного и того же ненормального. И что он продолжит убивать. Если я хочу предотвратить смерти очередных его жертв, значит должна продолжать расследование».

Я выехала из-под эстакады на свет и, вместо того чтобы отправиться на восток, домой, пересекла Сен-Катрин, развернулась и влилась в поток машин на Вест-20. Местные жители называли ее «два и двадцать», но никто не мог мне объяснить, что означает это два и где оно располагается.

Я выехала за пределы города, в нетерпении крепко сжимая руль. Половина третьего, а на дорогах уже пробки. Кошмар!

Спустя сорок пять минут я увидела Женевьеву Тротье, пропалывающую помидоры позади выцветшего зеленого дома, в котором они раньше жили вместе с дочерью. Услышав шум, женщина подняла голову и смотрела, как я выхожу из машины и пересекаю двор.

На Тротье были ярко-желтые шорты и слишком широкий для ее небольшой груди топ на бретельках. Она смотрела на меня весьма дружелюбно. На плечах и спине поблескивали капельки пота, повлажневшие волосы обрамляли лицо прилипшими к коже завитками.

Мадам была моложе, чем я думала.

Когда я объяснила, кто я такая и зачем приехала, ее дружелюбие сменилось глубокой печалью. Поколебавшись несколько мгновений, она отложила в сторону мотыгу, поднялась на ноги и стряхнула с ладоней землю. Нас окутывало облако запаха помидоров.

— Давайте пройдем в дом.

Подобно Моризет-Шанпу, Тротье опустила голову и не спросила, какое я имею право задавать ей вопросы.

Я последовала за ней по дорожке между грядками, внутренне готовясь к предстоящему трудному разговору. Нижний край широкого топа Женевьевы при ходьбе раскачивался из стороны в сторону. По ее ногам хлестала трава.

Фарфоровые и деревянные поверхности в чистенькой кухне, залитой солнечным светом, поблескивали. На окнах висели желто-белые льняные занавески. На дверцах шкафов и на выдвижных ящиках желтыми пятнами выделялись круглые ручки.

— Я приготовила лимонад, — сказала Женевьева, устремляясь к холодильнику.

— Спасибо, не откажусь.

Я села за стол, а она высыпала несколько кубиков льда из пластмассового контейнера в два стакана, наполнила их лимонадом и, поставив на стол, села напротив, избегая встречаться со мной взглядами.

— Мне очень трудно разговаривать о Шанталь, — произнесла она, рассматривая содержимое своего стакана.

— Я понимаю и искренне вам сочувствую.

Она скрестила руки на груди и сильно напряглась:

— Вы приехали, чтобы сообщить мне какую-нибудь новость?

— К сожалению, нет, мадам Тротье. Но и каких-то определенных вопросов не собираюсь вам задавать. Хочу спросить об одном: не вспомнились ли вам по прошествии времени какие-нибудь детали, что-то такое, чему раньше вы не придали значения?

Ее взгляд был по-прежнему прикован к лимонаду. Где-то на улице залаяла собака.

— Может, после последнего разговора с детективами в вашей памяти всплыла какая-нибудь важная подробность о дне исчезновения Шанталь?

Ответа не последовало. Было жарко. Пахло дезинфицирующим средством.

— Знаю, что для вас эта беседа — настоящая пытка, но поймите: для поимки убийцы Шанталь нам все еще требуется ваша помощь. Может, что-нибудь не дает вам покоя? Может, вы постоянно о чем-то думаете?

— Мы поругались.

Опять! Чувство вины, желание забрать назад последние слова, заменить их другими.

— Шанталь отказалась есть, заявив, что начинает толстеть. — (Все это я знала из записей в отчете.) — Наверняка вы ее видели. Она не начинала толстеть, она была красивая. И такая молодая.

Взгляд Женевьевы наконец-то устремился на меня. По ее щекам потекли слезы.

— Мне очень жаль, — произнесла я со всей нежностью, на какую только была способна. — Шанталь чувствовала себя несчастной?

Ее пальцы крепче обхватили стакан.

— В том-то и дело, что нет! Воспитывать ее было легко. Она любила жизнь, всему радовалась, постоянно строила на будущее сотню планов. Даже наш развод с мужем не восприняла как трагедию.

«Интересно, это правда или ретроспективное преувеличение?» — подумалось мне.

Я помнила из отчета, что родители Шанталь развелись, когда ей было девять лет. Ее отец жил где-то в городе.

— Вы можете рассказать мне что-нибудь о последних неделях жизни Шанталь? Вы не заметили в ней каких-нибудь изменений? Может, у нее появились новые знакомые? Кто-нибудь стал ей звонить?

Женевьева молча покачала головой. Нет.

— Возникали ли у нее какие-нибудь проблемы в общении с окружающими?

Нет.

— Кто-нибудь из ее друзей вызывал у вас сомнения?

Нет.

— У нее был постоянный парень?

Нет.

— Она ходила на свидания?

Нет.

— Может, в учебе у нее что-нибудь не получалось?

Нет.

Беседа не клеилась.

— А о дне исчезновения Шанталь вы не желаете что-нибудь рассказать?

Женевьева взглянула на меня отчужденно.

— Что именно между вами произошло?

Она отпила из стакана, проглатывая лимонад очень медленно.