Уже мертва

На мгновение я увидела перед собой Пита, и мысли мои отправились в путешествие во времени. Он всегда воздействовал на меня опьяняюще. Я никак не могла понять, что именно мне нравилось в нем: крупное телосложение или непринужденность. Или то, что он постоянно был очарован мной. Так искренне. Я не могла им насытиться. Эротические фантазии посещали меня и раньше, но с того самого дня, когда я впервые увидела его под дождем у библиотеки, в этих фантазиях неизменно присутствовал он.

«Фантазировать можно когда угодно, — подумала я. — Хоть прямо сейчас. О боже! Бреннан! Выброси из головы всякую чушь!»

Я вернулась в настоящее.

Шарбонно теперь рассматривал свои руки. Я ждала начала разговора.

— Возможно, мой напарник и сукин сын, но неплохой парень, — сказал он по-английски.

Я не ответила. Мое внимание привлекли края его штанин. Они были подогнуты внутрь дюйма на четыре и подшиты вручную.

«Интересно, он их сам подшивал?» — подумала я.

— Просто ему трудно привыкать к переменам, к каким-то другим условиям.

— Да.

Он так больше и не смотрел на меня. Я начинала чувствовать себя неловко.

— И?.. — спросила я.

Шарбонно откинулся на спинку стула и принялся разглядывать свой большой палец, все еще избегая встречаться со мной взглядами.

Где-то в другом конце коридора играло радио. Рок Вуазин пел об Элен.

— Он говорит, что намерен подать жалобу.

Рука Шарбонно опустилась на колени, а взгляд скользнул в сторону окна.

— Жалобу?

Я постаралась не выдать голосом волнения.

— Министру. И начальству. И Ламаншу. Он заглянул даже в ваше личное дело.

— Что же мсье Клоделя так сильно не устраивает?

«Только не паникуй», — твердила я себе.

— По его мнению, вы перешагиваете черту дозволенного. Вмешиваетесь в чужие дела. И тормозите расследование.

Шарбонно прищурился, глядя на солнечный свет. Я почувствовала, как мышцы моего желудка сокращаются. Внутри разлилось неприятное тепло.

— Продолжайте.

— Клодель считает, что вы… — он запнулся, подбирая слово, наверняка ища замену тому выражению, которое использовал в разговоре с ним Клодель, — что вы слишком бурно на все реагируете.

— Можно поконкретнее?

Он продолжал смотреть в сторону:

— По его мнению, вы стараетесь превратить дело Ганьон в то, чем оно на самом деле не является, пытаетесь приписать ему всякую ерунду, о которой в данном случае не может быть и речи. Он говорит, что из обычного убийства вы стремитесь раздуть настоящую американскую буффонаду.

— Зачем мне это?

Все же мой голос слегка дрогнул.

— Черт возьми, Бреннан! Не я ведь все это затеваю!

Он таки взглянул в мои глаза. Мне стало его немного жаль. Было очевидно, что находиться здесь ему вовсе не хотелось.

Я смотрела на Шарбонно, почти ничего перед собой не видя. О том, к каким последствиям может привести подобная жалоба, я знала не понаслышке. Сама занималась рассматриванием таких обвинений, когда входила в состав комитета по этике. Независимо от того, каким был результат, жалобы доставляли человеку массу неприятностей. Мы оба молчали. «Элен, все, что ты делаешь, сводит меня с ума», — проникновенно пело радио.

«Шарбонно ни в чем не виноват», — сказала я себе.

Взгляд мой упал на поблескивавшие на столе прямоугольники с изображением белоснежного тела в луже крови. Я еще раз рассеянно просмотрела их и взглянула на Шарбонно. Заговаривать об этом с кем бы то ни было я пока не собиралась, чувствовала себя еще не готовой. Но Клодель вынуждал меня сделать решительный шаг. Проклятие! Все складывалось наихудшим образом.

— Мсье Шарбонно, вы помните женщину по имени Франсин Моризет-Шанпу?

— Франсин Моризет-Шанпу, Франсин Моризет-Шанпу… — Он повторил имя несколько раз, роясь в своем сознании. — Это случилось несколько лет назад?

— В январе девяносто третьего.

Я подала ему фотографии.

Он просмотрел их. Уверенно кивнул:

— Да, помню. И что из того?

— Что об этом происшествии запечатлелось в вашей памяти?

— Мы так и не нашли преступника.

— Еще что?

— Бреннан, скажите, что не пытаетесь и это убийство свалить в общую кучу, умоляю вас. — Он еще раз просмотрел фотографии и покачал головой. — Нет. Ее застрелили. Это совсем другое.

— Но убийца распорол ей живот и отрезал руку.

— Она была старой, по-моему сорокасемилетней.

Я холодно уставилась на него.

— Я имею в виду, старше всех остальных, — исправился он, краснея.

— Во влагалище Моризет-Шанпу убийца вогнал нож. Согласно отчету полицейских она потеряла очень много крови.

Я дала ему возможность переварить мои слова.

— В тот момент она была еще жива, — добавила после.

Объяснять ему, что из раны, нанесенной после наступления смерти, столько крови не вытекло бы, не было необходимости. Когда сердце останавливается, кровяное давление резко падает.

— В случае с Маргарет Адкинс это была металлическая статуэтка. Адкинс тоже была еще жива, когда извращенец впихнул в нее статуэтку.

Я молча взяла папку с документами по делу Ганьон, достала фотографии и разложила перед Шарбонно. На них было изображено освещенное предвечерним солнцем туловище жертвы на полиэтиленовом пакете. К тазу крепился вантуз, его деревянная ручка указывала на изувеченную шею.