— Да, так вот. Знал. Видите ли, эта аптека досталась мне от отца. А ему — от деда. Он приехал из Шотландии почти сразу после воцарения Николая Павловича. Хотел открыть дело в Петербурге, но был напуган Декабрьским восстанием — представляете, только что сошел с корабля и тут же попал под пушечные залпы, когда разгоняли бунтующую толпу. В чужой стране, совершенно потерянный, с небольшим багажом, он сразу уехал в Москву.
— Да-да, — кивнул я. — Но вернемся к купцу Столярову.
— Ах, Петр Ильич! Не сказать, чтобы мы были с ним очень близки… знаете, клубные знакомства! Скорее — знакомы. Он — коннозаводчик. Я — больше ученый, чем просто владелец аптеки. Так, беседовали иногда на разные темы… Я порой консультировал его по ядовитым растениям, которые могли попасться лошадям на пастбищах. Рассказывал про способы лечения от таких отравлений. Вот и все.
— А как он умер? — спросил я, делая пометки в блокноте.
Горн посмотрел на свои пальцы, которые вдруг мелко задрожали. Он тут же сцепил их в замок и сгорбился, будто прикидывая — как бы половчей рассказать, но тут вернулся Мишель и поставил перед нами массивный серебряный поднос с чайником и двумя полными чашками. Он выпрямился и устремил на меня напряженный взгляд.
— Иди… э-э-э… позанимайся чем-нибудь, только ничего не трогай, оставь нас, — приказал Горн и, когда малый ушел, продолжил: — Это интересно, знаете. Интересно, конечно, не совсем уместное слово, потому что любая смерть — ужасна, а здесь, — он обвел взглядом стеклянные горки с духами, — мы трудимся на благо жизни и здоровья наших клиенток… э-э-э… и клиентов, без сомнения, но с точки зрения прикладной науки смерть Столярова была именно что интересной. Видите ли, его отравили…
— Морфином, — кивнул я.
Горн удивленно посмотрел на меня:
— Знаете?
— Да.
Он уважительно покивал головой:
— Его отравили морфином. Я понял это сразу. Сначала судороги, рвота — но коротко. Резкая сонливость — фактически наркоз. Потом — кома. И — паралич дыхательного центра. Как только он свалился со стула, я бросился к нему. И меня поразило — конечности будто ледяные! Лоб холодный! Бледность — он был одного цвета со скатертью! Я не мог нащупать пульс. Открыл веки — зрачок ушел в точку!
— Неужели ничего нельзя было сделать? — спросил я.
Аптекарь немного помолчал, а потом ответил:
— Как минимум — промывание желудка. Хотя и это вряд ли… Морфин быстро впитывается.
— Скажите, а тяжело достать в Москве чистый морфин?
— Безусловно, это непросто. В растворе — да. Для инъекций.
— Можно как-то извлечь чистый морфин из раствора?
Аптекарь откинулся на спинку стула и посмотрел на меня:
— Нет. Это невозможно.
Я вспомнил, как доктор Зиновьев, говоря про морфин, особо отмечал, что он растворяется в воде и поэтому приходится собирать образцы человеческих органов.
— Да, конечно, — кивнул я, — извините. Можете продолжать.
Аптекарь прищурился и посмотрел на меня скептически:
— Что вам известно о растительных ядах?
— Немного, — соврал я. — Почти ничего.
Горн потрогал чуть дрожащими кончиками пальцев свою чашку, вероятно проверяя, насколько остыл чай.
— Вот, прекрасный цейлонский чай с мятой, — сказал он. — Вам нравится чай, господин Гиляровский?
— Предпочитаю что покрепче, но не откажусь и от хорошего чая, — ответил я.
Аптекарь кивнул:
— Знаете ли вы, что чайные листья содержат алкалоид теин? В малых дозах — а мы пьем его именно в малых дозах — он тонизирует организм, проясняет мысли, укрепляет тело. Но если я возьму достаточное количество чайных листьев и выделю из него крохотную каплю чистого теина и помещу его в вашу чашку, то вы после нескольких глотков умрете в мучениях?
Я поставил свою чашку обратно на блюдце.
— Правда?
— Да. — Горн потянулся к носу, вероятно, чтобы почесать переносицу, но в последний момент отдернул руку. Вероятно опасаясь стереть пудру.
— Но если вы отравились морфином, то правильно будет выпить очень крепкого чаю — как можно больше. Теин вступает в реакцию с морфином и… кстати, не только с ним. Получаются дубильные соли, которые плохо всасываются желудочно-кишечным трактом. Удивительно — да? Каждый по отдельности является ядом, но, соединенные вместе, они становятся не так опасны. Это, кстати, касается не только алкалоидов. Вы знаете, что малина разлагает цианистый калий?
— Нет.
— Если вас будут травить цианистым калием, ешьте малину. Но продолжим. Вы курите?
— Нет, но я нюхаю табак.
— А! — криво улыбнулся Горн. — И уж наверняка знаете о том, что в листьях табака содержится алкалоид никотин.
— Но пока никто от табака не умер! — возразил я.
— Ошибаетесь, — покачал головой Горн. — Известно несколько случаев смертельных отравлений никотином. Умышленных отравлений!
Я нащупал в кармане отцовскую табакерку.
— Так и жить не захочется! Но если эти алкалоиды так ядовиты — почему растения спокойно могут жить, пропитанные ими? Почему они не гибнут?
— Все дело в концентрации, — ответил аптекарь. — Пейте чай, а то совсем остынет!
— После ваших слов что-то совсем не хочется чаю, — пробормотал я. Но чтобы не показать, будто испугался, я взял чашку и осушил ее одним глотком.