Он вышел на улицу. Постоял возле сугроба, ковыряя кофейного цвета снег носком ботинка и вспоминая, какие еще дела сгруппировал на утро. Ах да, перед отъездом надо бросить поздравления родным и знакомым. Направился к газетному киоску. За стеклом висела табличка: «Киоскер болен». В двух других киоскеры наличествовали, но не было поздравительных открыток.
— Хватились! Они за месяц до Нового года кончаются.
Уже не надеясь, свернул к магазину канцтоваров, который зачем-то переименовали в «Оргтехнику». Здесь открытки на витрине лежали веером.
— Только они все надорванные, — предупредила продавщица.
— Тогда давайте набор с конвертами, — вздохнул он.
Эти были и подороже, и не такие красивые. Но что делать? Она отсчитала десяток, как он просил, и завернула стопку в грубую серую бумагу.
В булочной купил хлеба. Взгляд прилип к застекленному прилавку с тортами. Вечером обещала зайти Татьяна. Надо наконец сказать ей, что он уезжает. Хоть так, тортом подсластить. Она-то рассчитывает встретить Новый год с ним.
— Свежие?
— Свежие, — ответила продавщица. — Только тесьма у нас кончилась, коробки перевязывать нечем.
Он все же купил. Сперва нес коробку на ладони, как птицу, которую собираются выпустить, потом осторожно, боясь смять, прижимал к талии, потом ставил на снег и давал затекшей от напряжения руке отдохнуть.
В подъезде поставил торт на ступени, отомкнул металлическую дверцу секции. Газет не было.
Дома попил чаю, торт начинать не стал. Сел за стол и написал первую открытку.
«Поздравляю Вас. Надеюсь, что в следующем году нас ожидает другая, не такая жизнь».
Хотел вложить открытку в конверт. Все конверты были без клапанов. Будто мыши неровно, клочьями обгрызли.
Он рванулся одеваться. Открытки с конвертами снова замотал в грубую серую бумагу. Но глянул в окно и расстегнул куртку: народу на остановке толпилась тьма.
За стеной затарахтел кран, это вернулся после утренней смены сосед.
Он сел и откинулся на стуле. Подумал: «Чем эти троллейбусы, куплю себе мотоцикл. Денег, если не ездить в горы, как раз хватит. И Татьяне не надо ничего говорить. Ей приятно будет, если я останусь».
Как писать очерки на морально-этические темы
Я смотрю в заплаканное лицо женщины, слушаю ее сбивчивый рассказ.
— Все было так неожиданно. Сидели вот здесь, за этим столом, беседовали, выпивали. Мой муж вообще-то мало пьет. Но такой случай — нужно было. Честно говоря, близких отношений у нас с Ромашкиным никогда не было. Просто он решил продать свой диван недорого. Вот мы и пригласили его поговорить. А потом они вышли на улицу, и вдруг Ромашкин ударил мужа.
— А муж?
— Муж? Он совершенно не умеет драться.
— И вы не пытались вмешаться, прийти ему на помощь?
— Я так растерялась, — оправдывается она. — И потом я сразу стала вызывать милицию.
— Последний вопрос, — говорю я. — Зачем вам понадобился диван Ромашкина? Ведь у вас же есть кровать?
— Понимаете, ко мне приезжает мама. Будет у нас жить…
Она улыбается, а мне вдруг становится невыносимо душно в этой квартире, где царит атмосфера стяжательства и собственничества, где людям мало кровати и они хотят еще и диван.
Я выхожу на улицу и, остановившись у подъезда, вдыхаю свежий весенний воздух. Одна мысль занимает меня: зачем нужно было гражданке Строгачевой писать в газету? Ведь все закончилось хорошо: муж — на излечении в больнице и поправляется. К чему же было поднимать весь этот шум?
Я смотрю, как не торопясь, усталой походкой идет по двору молодой парень. На нем строгий черный костюм, белая нейлоновая рубашка с распахнутым воротом. На голове старенькая кургузая кепка. Подковки на ботинках при каждом шаге мелодично позвякивают.
— Здравствуйте, Валерий, — говорю я, — я из газеты.
— Очень приятно, — говорит он, — я постоянный читатель газет и журналов.
— Дело в том, что нами получено письмо…
— О качелях? — интересуется он. — Да, нехорошо получилось. Но на следующий же день я их починил. Еще лучше сделал.
Он подводит меня к качелям и похлопывает ладонью по гладко выструганным доскам.
К нам подбегает мальчуган лет пяти.
— Хорошие качели? — спрашивает у него Валерий.
— Очень хорошие, — смеется мальчик. — Дядя Валера, а вы больше не будете их ломать и в милиционеров досками швыряться?
— Не буду, не буду, — гладит мальчугана по голове Валерий.
— Валерий, — говорю я, — письмо было не о качелях…
— О кабеле, что ли? — улыбается он. — Понимаете, деньги были позарез нужны, ну и взял я на заводе пару сотен метров. Но на следующий же день всю стоимость до копейки вернул. Сам больше не мог в глаза товарищам смотреть — заявление об уходе по собственному желанию написал. А деньги понадобились, чтобы соседу гостинец в больницу снести. Заболел сосед…
— Тот, которого вы ударили? — осторожно, чтобы не причинить боли этим напоминанием, спрашиваю я.
— Да, — виновато опустив голову, говорит Валерий.
— Из-за дивана? — интересуюсь я еще осторожнее.
— Да, — теперь уже прямо глядя мне в глаза, отвечает Валерий.