Ужин с шампанским

А вскоре из газет Хлупкин узнал, что новый роман Лампасова увидел свет. Не веря своим глазам, Хлупкин поспешил в книжный магазин. На прилавке он сразу же узрел толстую книгу Лампасова. С удивлением Хлупкин взял ее в руки, раскрыл, перелистал… Роману была предпослана большая статья Лакмусова, в которой он называл новое произведение Лампасова величайшим событием литературной жизни планеты.

Главное

Витя получил паспорт. Шестнадцать лет! Папа с мамой подарили ему часы. Собрались гости. Все его поздравляют. А Вите невесело: окончил школу — что дальше? Учиться? Работать? Столько проблем, столько трудностей. И как он со всем этим справится? И как на верный путь набредет? То ли дело десять лет назад. Носился по двору с деревянной саблей, девчонок за косы таскал. Вот это было времечко!

Виктору исполнилось двадцать шесть. Сидел он за праздничным столом, слушал тосты и думал: «Какой же глупый я был десять лет назад! Какие горизонты передо мной открывались! Какие возможности были мне предоставлены! Я мог выбирать. Я был свободен. А теперь каждый день на службу. Одно и то же, одно и то же. Как ослик по кругу. И никаких перспектив что-либо изменить, никаких просветов в будущем. Эх, где мои шестнадцать лет?»

Отмечали тридцатишестилетие Виктора Петровича. Собрались друзья, сослуживцы. Конечно, теща с тестем пожаловали. Не могли дома усидеть. И вздыхал Виктор Петрович: «Эх, ничего я не понимал десять лет назад. На работу досадовал… Да разве ж она помеха свободе? Я люблю свою работу. Мне интересно работать. Женитьба — вот кабала. Теперь уж не больно-то вечером на футбол или в библиотеку пойдешь. Семья. Заботы. То купи, это почини. В отпуск и то не вырвешься».

Сорок шесть лет. Возраст первых итогов. Наблюдал Виктор Петрович, как жена и дети к встрече гостей готовятся, и сердце радовалось. Какой глупый он был. Да как это можно без семьи прожить? Жена — друг и товарищ. Взрослые дети — помощники. Сын в институте, дочь школу кончает. И только одно покоя не давало: а могут ли дети таким отцом, как он, гордиться? Вот взять бы и изобрести что-нибудь… По научной линии. Оправдать свое пребывание на земле. Хотя бы диссертацию закончить, что ли…

Пятьдесят шесть для мужчины не много. И все же… А еще столько надо успеть. О чем он мечтал десять лет назад? Фантастические проекты какие-то. Изобрести, открыть… Только время потратил. Дорогое время. Мальчишество. А на самом деле нужно прочно двумя ногами на земле стоять. Дача нужна, машина. Вот о чем заботиться надо было. Вот за что дети его искренне уважали бы.

Деду Вите шестьдесят шесть. Сидит он на лавочке возле подъезда и качает головой. «О чем я только, глупец, сокрушался десять лет назад? Подумаешь, цветного телевизора нет. Подумаешь, дачу не приобрел. Было бы здоровье, а без дачи прожить можно. И как это я так себя не жалел? Ох, грехи наши тяжкие…».

Одиночество

«…Он получил отличный пас от Михайлова, вышел один на один с вратарем шведов…». Тут экран ярко вспыхнул, а потом по серому фону побежали тонкие белые линии.

— Перегорел! — в один голос вскрикнули муж и жена Глазурины.

— Скорей к Хляминым! — скомандовал муж, и они побежали к соседям по лестничной площадке.

Семья у Хляминых была большая, и все удобные места перед телевизором оказались заняты. Глазуриных посадили сбоку, так что экран был очень плохо виден.

Дома Глазурин привык комментировать происходящее на экране, и жена всегда с ним соглашалась. Когда же после одного острого момента Глазурин стал объяснять, что бы он сделал на месте хоккеиста в этой ситуации, на него зашикали все присутствовавшие, даже малые дети. Впервые Глазурин почувствовал себя чужим, лишним и никому не нужным.

Второй период закончился вничью — 3:3.

— Самое интересное впереди, — потирая руки, сказал Глазурин.

— Ты извини, Саша, — сказал Хлямин, — мы третий период обычно не смотрим. Он поздно кончается, а нам вставать рано.

— А мне что ж, не рано? — удивился Глазурин, но сообразил: переубедить хозяина телевизора не удастся. Глазурин ушел, не пожав Хлямину руку, и долго не мог заснуть, вспоминая, как неуважительно его с женой встретили, как неудобно посадили, как, наконец, почти что прогнали.

— Мастера надо поскорее вызвать, — сказал Глазурин жене.

На следующий день все сослуживцы только и говорили о красавце голе Якушева в третьем периоде. Глазурин молчал и делал вид, что занят бумагами.

Вечером он с женой пошел в кино. Фильм был интересный, научно-фантастический, но стоило вспомнить, что все знакомые в эти минуты следят за матчем СССР — ЧССР, — и яркие краски фильма мгновенно блекли.

Домой они шли пустынным переулком. Из всех окон неслись возгласы Озерова: «Ай-яй-яй, какой момент упущен!» Настроение у Глазурина было отвратительным.

— Может, к Хлямину пойдем, — робко предложила жена.

— Да ну его, — раздраженно отмахнулся Глазурин.

Дома было неуютно, пустынно. Жена включила приемник, но в комнате, где траурно чернел потухший экран, веселая музыка звучала кощунственно.