Ужин со смертельным исходом

Наконец не осталось ничего другого, кроме как сидеть и наблюдать за ним. В этом тоже есть своя прелесть. Я не могу этого описать. Люди сбегаются на пожар. На кадрах кинохроники запечатлено, как обрушивают большие трубы и взрывают динамитом скалы. Вы наблюдаете за тем, как что-то ломается, но не в силах отвести глаза. Я узнала, что он ходит к психоаналитику. Рэнди не желал рассказывать мне об этом. Я наблюдала, как у него появился этот его тусклый взгляд и эта его новая манера поведения, нервная, виноватая — как у собаки, запертой в доме, которая напакостила на ковре и пытается избежать наказания, лихорадочно заискивая.

Наверное, я могла бы отказаться ехать туда вместе с ним. Но это было частью старой болезни — наблюдать за распадом, вглядываться в разложение. Так что я поехала. По дороге мы разговаривали как чужие. «Машин сегодня вроде не так много». «В городе наверняка гораздо жарче». «Да, я съем чего-нибудь, когда ты захочешь остановиться».

Вот так и сидели, уносясь за час на пятьдесят миль, в машине, которая нам не принадлежала, в еще не оплаченной одежде, облегающей наши нелюбимые тела. Тряслись на неровностях дороги, его руки на руле, мои — скромно покоились на коленях, и двигались по нашей особой, персональной пустоши в никуда.

По мере того как мы приближались к этому месту, Рэнди становился все более нервным. Мы припарковались за домом. Рэнди занес в дом наш багаж. Уилма находилась на террасе. Гилман Хайес поднимался с причала. Уилма легко вошла в роль любимой старшей сестры, которую она разыгрывает со мной. Что-то вроде «между нами, девочками». Приветливость с покровительственным оттенком. Я никогда не допускала, чтобы это меня задело. И никогда не допущу, чтобы меня это задело.

Даже кажется странным, если оглянуться назад, насколько все было типичным для ее вечеринок в ту пятницу, пока пили коктейли и обедали, и после, до того момента, когда я их оставила, за играми, и отправилась спать. Много псевдоинтеллектуальных разглагольствований, категоричные суждения Гилмана Хайеса, обычное убогое подражание Мэвис Докерти Уилме, булькающие замечания Уолласа Дорна. Все типично и бессмысленно, а Рэнди каким-то странным образом умудрялся превращаться в четвертого официанта. Хотя в его поведении и чувствовались поползновения на роль хозяина, принимающего гостей, все же, думаю, он смотрелся бы лучше с салфеткой через руку. Мне надоело за ними наблюдать, и я отправилась в постель.

На следующее утро я обрадовалась, что могу позавтракать одна, и совсем не обрадовалась, когда Стив Уинсан попросил разрешения сесть рядом. Но отказывать ему не было никаких оснований. Я уже отнесла его к определенной категории. Напористый молодой старичок. Городской ловкач. Парень, который своего не упустит и всегда балансирует со слишком многими предметами одновременно.

Я не слушала, когда он пустился в рассуждения об усовершенствовании рода человеческого. Но потом уловила, что он сказал нечто, исполненное величайшего смысла, по крайней мере для меня. Это странным образом потрясло меня, потому что было настолько близко к тому, что я думала, с тех пор как мой брак дал трещину, стал приходить в негодность. О способности стать кем-то еще. Об изменении своей природы.

Я посмотрела на него в упор, посмотрела так в первый раз. Его серые глаза были на удивление хороши. Серые, спокойные и честные — в кои-то веки. Я спросила его — кем он хочет стать? И он ответил, что устал бежать, устал исполнять роль самого себя.

Он был честен со мной, и между нами возникло что-то очень особое. Не знаю, как это описать. Возможно, так. Представьте, что вы пошли на какой-то допотопный фильм, с прыгающей картинкой, черно-белый и немой. Потом, в середине, он вдруг стал цветным, появился звук, и вам уже интересен сюжет, вы сидите, подавшись вперед, на краешке кресла. Это было примерно так. Уик-энд внезапно наполнился жизнью. И я не могла припомнить кого-то еще в своей жизни, когда-либо смотрящего на меня с таким особенным выражением понимания, персональной заботы. Мне пришло в голову, что он знает, что со мной происходит, видел все и это его удручает. И я ему понравилась. Возможно, в основном дело было как раз в этом. Я понравилась ему сама по себе. Потому что из всех людей, находившихся там, я, безусловно, была наименее полезным для него человеком. Со мной ему ни к чему было ловчить. Нечего проталкивать. И все-таки он выбрал меня, чтобы поговорить о вещах, о которых на самом деле думал.

После того как завтрак закончился, я знала, что хочу поговорить с ним еще. Опять услышать его голос. Я смотрела на него с расстояния. Его плечи создавали приятное ощущение надежности и силы.

Позже нам представилась возможность пообщаться на причале, растянувшись рядом на солнышке. Я стеснялась оттого, что нахожусь так близко от него.

Неожиданно, наморщив лоб, Стив посмотрел на костяшки своих пальцев и произнес: