Ужин в центре земли

И тут он вдруг опять, этот смех! Кто бы мог подумать, что Генерал будет уходить именно так – с хохотом? Ему смешно, что надо так стараться. Сколько человек отдали бы все, чтобы прикончить его собственноручно? Сколько раз он отдавал все, чем располагал, просто ради того, чтобы продержаться?

Генерал делает последний, глубокий вдох. Он вкладывает все оставшееся в этот свой исконный, легендарный напор, толкая то, что он мыслил как самого себя, в другую сторону, в обратную. Он откидывается на спинку кресла, и слышит выстрел, и бежит к дороге. Он летит по воздуху, сопровождаемый радистом, и приземляется на Храмовой горе – исполин, колосс. Оглохнуть можно, как громко неисчислимые толпы скандируют в его честь: «Генерал, Генерал, царь израильский!» Волны славословия окатывают его. И где-то выше общего крика, едва слышная ему, звучит эта жалобная арабская песня.

Рути стоит над ним, хотя он этого не видит. Ночь, родственники ушли из палаты – матери повезли детей по домам спать, двое сыновей вышли наружу постоять и обсудить ближайшую перспективу, благо погода, как всегда, прекрасная. Ночная сиделка, крепко спавшая в углу, теперь, когда Рути ее резко потревожила, что-то бормочет, просыпаясь.

Рути, наклонившись над кроватью Генерала, жмет и жмет на кнопку вызова и кричит, ее голос летит по больничному коридору.

Дежурный врач – один из никчемных докторишек, школьник, по сути. Поднимается полусонный со своей койки и быстро идет по коридору: бегать врачам не пристало. За ним пара больничных медсестер, и, когда они входят, Рути показывает им на Генерала:

– Смотрите!

Ночная сиделка теперь уже встала, в руке мобильный телефон, она готова позвать сыновей обратно в палату.

Когда Рути показывает врачу рукой, требуя от него действий, все присутствующие глядят на нее как на сумасшедшую. Дежурный, потирая глаза тыльной стороной ладони, говорит:

– Да никаких же изменений.

– Он умирает, – говорит Рути. – Сейчас, прямо сейчас.

Ей понятно, с какими мыслями они на нее пялятся: «До чего она себя довела… Жалко смотреть».

Но едва мальчоночка-доктор открывает рот, чтобы попытаться успокоить и утихомирить Рути, как вдруг – не Генерал, нет – но вся аппаратура, к которой он подключен, разом пробуждается.

Звонки, свистки. Джекпот, вакханалия вспыхивающих цифр и взлетающих острыми пиками линий. Половодье устрашающей информации.

На долю секунды, пока мысль еще не претворилась в действие, все опять обращают взгляды на Рути.

Каким чудом она уловила момент?

Эта женщина. Поразительно. Как она поняла?

2014. Секретный объект (пустыня Негев)

Всегда хуже после выходных: заключенный Z выглядит травмированным и брошенным, а охраннику, которого пребывание дома приободрило и освежило, встреча с подопечным напоминает об их общем заточении, одном на двоих.

А сегодня все это еще намного тяжелей.

Охранник раскладывает на койке заключенного Z доску для нардов, и заключенный Z, глядя на него в упор, говорит:

– Опять ты странный какой-то. И не говори, что ничего подобного. Ты такой с прошлых выходных.

– Ты проецируешь, – возражает охранник. – У тебя тут крыша поехала, а ты переводишь стрелки на меня.

Заключенный Z наклоняет голову набок и смотрит на охранника самым поганым взглядом, какой имеется в его арсенале. Фигушки, его не проведешь. Он пожимает плечами и идет к своей полке. Вытаскивает торчащее из стопки журналов письмо, которое он написал Генералу.

Дает его охраннику, тот сует письмо к себе в сумку и, не поднимая глаз, встряхивает игральную кость и кидает ее, чтобы определить, кому ходить первым.

У охранника выпадает пять, у заключенного Z – шесть. Но заключенный Z, сидя на краю койки, не делает хода.

Охранник, уставясь на доску, чтобы можно было не смотреть на заключенного Z, терпит, пока может, а потом говорит – почти кричит:

– Только один способ и есть, что тут думать? Стандартное начало. Ты так тысячи раз ходил.

– А знаешь, сколько именно раз я так ходил?

– Пожалуйста, не доводи меня своей идиотской математикой. – Охранник поднял наконец глаза. – Еще скажешь, что сам помнишь, сколько именно раз у тебя было шесть – пять.

– Нет, не помню, – говорит заключенный Z. – Но общий счет партий сообщить могу: 21 797 – 24 446. Ты отлично наверстываешь упущенное. Мой отрыв меньше трех тысяч партий.

Заключенный Z зажмуривает глаза, а затем, открыв их, продолжает:

– Если мы будем играть примерно семь с четвертью партий в день, ты сможешь сравняться со мной за год. Но для этого ты должен всякий раз выигрывать.

– Кончай, ты меня в ужас приводишь.

– Я всего-навсего хочу сказать, что было бы замечательно опять сравняться. Я люблю равенство, ничейный счет.

– Вот потому-то ты и оказался здесь, что свихнулся на равенстве. Нигде нет равенства. Мир по этой части несправедливо устроен.

Заключенному Z это совсем не нравится. Ни отклик охранника, ни то, в каком ключе он вообще сегодня разговаривает.