Ужин

Пюпитр с книгой заказов заливала светом сверху небольшая медная лампочка в стиле ар-деко, только что не то вошедшего, не то вышедшего из моды. Волосы девушки, такие же черные, как майка и фартук, были собраны в строгий тугой хвост, словно того требовал дизайн ресторана. Девушка, забиравшая у нас пальто, носила точно такой же хвост. Может, тут это своего рода гигиеническое требование, подобно обязательным маскам в операционных. Ресторан гордился тем, что пользовался лишь «органической» продукцией. В меню еще значились блюда из мяса, но только тех животных, у которых была «хорошая жизнь».

Поверх черного хвоста я сумел окинуть беглым взглядом интерьер ресторана, по крайней мере первые два-три столика, которые были отсюда видны. Слева от входа располагалась открытая кухня. Судя по всему, именно в данный момент там что-то фламбировали в сопровождении неизбежного фейерверка из языков пламени и сизого дыма.

Мне захотелось домой; отвращение от мысли о предстоящем вечере стало почти физическим — тошнота, вспотевшие ладони и зарождающаяся головная боль с левой стороны, — однако недостаточным для того, чтобы упасть в обморок или потерять сознание.

Я представил себе, как отреагировали бы девушки в черных фартуках, если бы кто-то из гостей, еще не миновав пюпитра, рухнул бы наземь. Они попытались бы незаметно оттащить меня в гардероб, в любом случае с глаз других посетителей. Скорее всего, меня усадили бы на табуретку за верхней одеждой. Любезно, но решительно предложили бы вызвать мне такси. Которое увезло бы меня отсюда! Прочь! Как было бы замечательно — кардинально изменить ход вечера, оставив Сержа вариться в собственном соку!

Я прокручивал в голове разные сценарии. Мы могли бы вернуться в кафе и заказать там порцию «еды для обычных людей»: свиные ребрышки с жареным картофелем за 11,50, что наверняка не составило бы и десятой доли той суммы, которую мы потратим здесь на человека.

Другим вариантом было возвращение домой: по дороге мы зашли бы в видеотеку и взяли напрокат фильм, который посмотрели бы потом на нашей двуспальной кровати; бокал вина, крекеры, несколько кусочков сыра (придется еще забежать в ночной магазин) — и идеальный вечер нам гарантирован.

Я бы пошел на жертву, мысленно пообещал я себе, и позволил бы Клэр самой выбрать фильм, пусть даже костюмированную драму. «Гордость и предубеждение», «Комната с видом», «Убийство в Восточном экспрессе» или что-то в этом духе.

Да, можно сказаться больным и пойти домой. Но вместо этого я изрек:

— Серж Ломан, столик с видом на сад.

Девушка оторвалась от изучения книги заказов и уставилась на меня.

— Но вы же не Ломан, — констатировала она не моргнув глазом.

В тот момент я проклял все: ресторан, девушек в черных фартуках, заведомо испорченный вечер, но больше всего в тот момент я ненавидел Сержа и этот ужин, на котором он настаивал громче всех и на который не удосужился явиться вовремя. Пунктуальность была не в его стиле; в провинциальных городках его всегда ждали избиратели — занятого Сержа Ломана постоянно что-то задерживало, затянувшееся совещание в другом городе, например; а сейчас он стоял в пробке, хотя ни разу в жизни не сидел за рулем; нет, вести машину было пустой тратой времени для столь талантливого человека, как Серж, — ее вел шофер, а Серж посвящал свои драгоценные минуты ознакомлению с важными документами.

— Он самый, — сказал я. — Моя фамилия Ломан.

Я пристально смотрел на девушку, которая, на сей раз лихорадочно захлопав глазами, уже открыла рот, чтобы произнести следующую фразу. Настал момент моей победы, только победа эта имела привкус поражения.

— Я его брат, — уточнил я.

5

— В качестве аперитива от заведения у нас сегодня розовое шампанское.

Метрдотель, или главный официант, или распорядитель (не знаю, как положено называть эту категорию служащих в ресторанах подобного класса), был одет в светло-зеленый костюм-тройку в тонкую голубую полоску, из нагрудного кармана виднелся уголок голубого носового платка.

У него был тихий голос, даже слишком тихий, практически тонущий в общем гуле; очутившись за столиком (с видом на сад! я оказался прав!), мы сразу заметили, что с акустикой тут что-то странное — приходилось говорить громче обычного, иначе слова уносились к высокому стеклянному потолку. Я бы даже сказал, нелепо высокому, не знай я о прежнем предназначении этого здания. Где-то прочел, что раньше здесь располагалась то ли молочная фабрика, то ли канализационная насосная станция.