Узют-каны

Кабина вздрогнула, загрохотали двигатели генератора, исцарапанной рукой Пётр схватился за набалдашники больших рычагов. Жёсткая вибрация машины рассеяла остатки сигнального боезапаса вертолёта, и Молчун ощутил головокружительное блаженство иссякания боли. Пахан бормотал что-то по фене, но шум минизавода не позволял его услышать. Генка подумал, что нужно было бы закрыть дверь из кабины для чистоты звука. Но стало плевать на это.

Вертолёт обогнул ковш и был рядом, словно на ладони, копошился в вычерпанном кратере выемки. Пётр дёрнул рычаг. С грохотом пополз ковш, сгребая каменный щебень. Паук вертолёта не смог увернуться и беспомощно заскрежетал о зубы. Не до конца знавший машину Смирнов чуть помедлил, поднимая ковш. Сожжённый остов вертолёта соскользнул и пролетел рядом с кабиной. Чернопалые клешни даже карябнули по полукругу окна, пытаясь удержаться. Ошеломлённые «экскаваторщики» видели, как клешни постарались выпихнуть из себя осьминожьи присоски, но град камней из ковша положил конец попытке: дружным бряканьем увлекая вертолёт за собой.

– Молодец! Теперь он прямо под нами! – всхлипнула визгом Маруся.

– Не боись, подруга! – оскалился зэка. – Как эта хренотень ходит?

– Вот же! Маруся дёрнула что-то, Генка видел только её согнутую спину.

Кабина неприятно резко прыгнула вверх. Молчун стукнулся затылком о топчан и решил подняться. Втроём они бросились на панель управления, наугад щёлкая и нажимая. Выключили, затем включили прожектора. Потом кабина поехала влево, увлекая за собой стрелу и брякавший ковш. Генка увидел что-то, но тут вновь отключился свет. Потом они хохотали с Марусей над её словесной перепалкой с Петром, поскольку там не было ни одного приличного слова. Как только смех смолкал в молочной дымке тумана, он внезапно выкрикивал зычным голосом зэка:

– Дура, куда нахер?!

И девушка, только что балансировавшая по рельсу, спрыгивала в полынь, держась за живот от смеха.

Но два часа назад, когда опрокинутый на спину жук вертолёта ещё пытался карябать круглое дно экскаватора, а они не знали, что «шагалка», как это ни иронично, не шагает, а просто елозит задом, до смешного было – как до Луны пешком. Они многого не знали тогда… Но через восемнадцать часов Молчун будет вспоминать тот бой как один из самых значительных и счастливых моментов в своей жизни.

Техника всегда остаётся техникой. Спонтанно можно взлететь и на самолёте. Сначала они так и не смогли шагнуть. Но ярость поверженного вертолёта сыграла с тем злую шутку. Маруся сумела поднять экскаватор. Поднять на ноги. Бетонные ласты по бокам приняли на себя семьсот с лишним тонн шатающегося механизма. Потом Молчун с помощью Петра понял принцип. Экскаватор лежит на монорельсовой базе и может поворачиваться на триста шестьдесят градусов. А для того, чтобы шагнуть, необходимо уравновесить стрелу, которая тоже вместе с ковшом весит ого-го, и приподнять корпус. Затем базовые платформы раскачивают экскаватор вперёд-назад с неторопливой медлительностью. И лишь потом, перевесив, корпус машины толкает её, завоевав у пространства чуть меньше двух метров. Увы, «шагалка» не бороздит просторы тайги. Если кому бы то ни было сбрендило устроить состязание в скорости между черепахой, улиткой и шагающим экскаватором, то экскаватор был бы вторым после черепахи. Тем более загадкой останется его перемещение на тридцать километров за двадцать один час.

В своём неистовстве обугленные останки вертолёта заползли под рокочущую машину в тот момент, когда Маруся опять что-то нажала. Экскаватор сел, скрипя механическими суставами. Всё равно, что сесть на божью коровку или паука. Удивительно как, но из всеобщей какофонии скрежета они сразу уловили предсмертный выдох Хозяина, вдавливаемого и дробящегося камнями. Экскаватор пыхтел, ожидая новых команд. А они, опустошённые победой, не подумали, что всё только начинается.

Тряска, в которую они могли бы опрокинуть машину, если бы попытались шагнуть, заставила открыться дверцу крохотной, как и топчан самодельной, тумбочки. Там, брякнув, опрокинулась початая бутылка водки. В горлышко заботливо впихнули бумажную пробку, свернутую из какой-то писанины, и теперь Молчун смотрел, как размазываются чернила на разбухшей бумаге. Ему захотелось выпить. Остро ворвалось в грудь желание. Неуёмное и прожорливое. Отпустив по этому поводу шутку, которую никто не запомнил, он подхватил бутылку, опустился на топчан и выдернул пахучую пробку. Маруся прижалась к витражу кабины, тщетно высматривая погребённые останки вертолёта. Пахан, развалился в кресле, утирая с лица пот. Ждал своей очереди глотнуть из заветного горлышка. А пока решил поднять с пола неизвестно когда упавший автомат.

– Там люди! – крикнула Маруся. – Боже! Они мёртвые!