Узют-каны

– Гроши? – Спортсмен перешёл на дурашливый хохляцкий акцент. – Зараз, це ж за горилку. Держи, дывчына, – протянул хрустящую бумажку.

Она для вида зевнула, прикрыв рот ладонью с купюрой, хотя рассматривала её на самом деле поближе, вытащила из накрытого брезентом ящика бутылку «Журавлей» и просунула её в щель двери.

– Что б я без тебя делал? – сверкнул зубами Спортсмен. – Может, вместе, а?

– Спокойной ночи, – посоветовала Маруся и захлопнула дверь. Мир тесен. Когда-то она вместе со всеми в группе радовалась успеху земляка и не верила, что сможет к нему подойти когда-либо ближе, чем на стометровку. А теперь с накруткой продаёт ему водку и упорно отражает все – как бы это выразить – сентиментальные предложения. Хотя вчера засомневалась: так резко, порывисто, профессионально он действовал, оказывая тому раненому первую помощь, а потом, даже не согнувшись, проволок эдакую тушу прямо до базы. Где-то в тот момент он напомнил ей известного кумира-чемпиона, хорошо знакомого по фотографиям в газетах. Но всё равно – допускать к себе не хотела. Неприятно вновь испытать разочарование, ощутить блеф, маскарад имени, которое на телеэкране одно, а в постели – совершенно другое. Она отхлебнула чай и вновь забралась под одеяло, поёжилась, вспоминая прошлую зиму, когда приходилось спать в шубе, и даже «буржуйка» не спасала от ночного мороза. Маруся замерзала, замерзала до лейкоцитов, но всё равно с утра выходила с детьми на трассу, следя, чтобы они не переломали себе кости. Лыжи скользили плавно и надёжно, забота и рабочая запарка согревали, румянили, но потом опять ночь и холод, холод и одиночество.

Тогда она терпела и думала, что это первая и последняя зима, проводимая ей в продуваемом насквозь – пора бы сказать себе правду – сарае. А сейчас она настроилась провести здесь ещё одну зиму, потом – само собой разумеется – ещё и ещё… А так давно обещанной комнаты в общежитии не будет. И догадаться об этом не было сложным. Оставалось плакать и задыхаться от жалости к себе. Вот почему здесь не держатся инструктора! Только она, привыкшая с детства к лишениям, должна уже попасть в книгу рекордов за выносливость! Что ещё возможно в будущем? Выйти замуж за бывшую знаменитость? Продать мотоцикл и дать дёру? Не распускать нюни – вот что надо делать! Маруся решительно сжала губы, она достаточно накопила денег, чтобы снять приличною комнату, обставить её мебелью – никогда не подозревала, что отдыхающие пьют больше местных деревенских парней и любят изменять жёнам. Что же мешает жить по-человечески? Мотоцикл! Его негде будет держать, вот почему всё чаще и чаще подкрадывается мысль о продаже… друга, прошлого, частицы себя!

Но нет! Сегодня предложили выгодную работу: надо провести группу спасателей вглубь тайги, помочь разобраться с местностью – она-то уж её изучила за последние полтора года. Пашка еле успевал и всё трясся за свою двустволку, что сейчас заложил ей за два пузыря. Как-то они подстрелили незадачливого зайчишку и пару тетёрок. Устроили в лесу грандиозный пир с шашлыками. Дышал костёр, пахло мясом, а снег падал с решительностью самоубийцы; стучали о ствол продрогшие ветки, как гражданин начальник сегодня. Он предложил хорошие деньги, их хватит на аренду гаража…

– Маха, спишь что ль?!

– Кого ещё шайтан принёс?

– Павлик это, не ш-шифруйся.

В полуоткрытую дверь втиснулась покачивающаяся фигура. Невдалеке, под фонарём, расположились ещё двое. Одному пареньку, видимо, было совсем плохо – его тошнило на трансформаторную будку.

– Маха, это… у тебя всегда есть, ну…

– Деньги, – лениво откликнулась Маруся.

– Ты чего, елки-палки? Мы ж свои, сочтёмся…

– Деньги.

– Ух, стерва! – попытался замахнуться Павел.

– Но-но, только попробуй. Сей секунд схлопочешь, – узкие азиатские глаза вспыхнули кошачьим коварством. Мгновение – и двустволка уже упирается в грудь непрошеного гостя.

– Шорка паршивая! Во я тебе поеду на картошку! – Паша вложил ребро ладони правой руки в сгиб левой и потряс кулаком. – Моим же дулом – мне же… в харю…

Маруся привычно вытолкнула его за дверь.

– И хачик твой разберу! – пригрозил Паша.

– На! Захлебнись! – всунула ему бутылку Маруся и захлопнула дверь. Подумав, заперла замок.

– Маха – человек! – донеслось с улицы. – Кого уважаю, только её… Э-э, кончай рыжки, пошли!

Всё! Хватит! Сводить в тайгу спасателей, получить деньги и – в город. Она допила остывший чай и в третий раз за эту ночь забралась под одеяло.

3

В отдельной комнате, как в маме
Я высидел до слова «зрелость»…

Б. Беркович