Леди Оливия укоризненно вздохнула, но после тщательно выдержанной паузы ответила:
— Потому что у меня нет склонности к некрофилии.
Интересно, моя челюсть сильно отвисла?
— Почему вы решили, что…
— Мистер Стоун, вам никогда не говорили, что невежливо кичиться своей осведомленностью перед другими людьми, держа имеющиеся при вас сведения в тайне?
— Миледи, я вовсе не…
— В вас по-прежнему неистребимо детское желание выигрывать, и поэтому каждую ситуацию вы стараетесь превратить в поединок. Нет, не буду утверждать, что поступаете так намеренно, но… Если не играешь, то не можешь проиграть. Вы никогда над этим не задумывались?
Ну да, разумеется. Не ошибается тот, кто ничего не делает, и все такое прочее. Но соглашаться с народной мудростью я сегодня не намерен:
— Но выиграть можно, только если играешь.
— И что проку вам в победе над тем, кто не участвовал в вашей игре?
Действительно, проку мало. Не будет ни фанфар, ни чествования победителя, ни коленопреклоненного противника, признающего свое поражение. Возникнет лишь иллюзия удовлетворения, слабого и мимолетного, поскольку оно ничем не привязано к реальности.
— Вы предлагаете совсем не пробовать играть? Но это же скучно.
Серые, как сталь, глаза удовлетворенно сузились.
— А жить вообще несказанно скучно, мистер Стоун.
— Так почему все мы не спешим умирать?
— Потому что в каждом из нас живет надежда с блеском выиграть главную партию в своей жизни. Партию против самого достойного соперника.
— Против кого?
Леди Оливия откинулась на спинку стула.
— Против смерти, конечно же.
— Лично я не собираюсь жить вечно. Да и со смертью бороться что-то не хочу.
— Вы просто еще не пробовали. Не проводили ни одной тренировочной игры. Иначе бы поняли, почему мне не нравится эта поделка.
Потому что вы увидели в ней лик смерти, миледи. И как часто вы садились с этой дамой за игровой стол? Наверняка, не один раз, если настолько хорошо запомнили ее черты, чтобы находить их по самому ничтожному следу.
— Что же вы примолкли, мистер Стоун? У вас есть другие соображения на этот счет?
— Нет, точно такие же. Это портрет мертвой женщины. Вернее, погибшей, и вполне вероятно, от рук самого скульптора.
— Даже так? — Хозяйка заинтересованно выпрямила спину. — Вы уверены?
— В его ненависти? На сто процентов. Если только…
— Если только «что»? — Она подалась вперед.
— Если это не художественное преувеличение. Ведь бывает так, что люди искусства, особенно по-настоящему одаренные, в своем сознании меняют местами желаемое с действительным.
— Поверьте, мистер Стоун, в тот момент, когда скульптор начинал свою работу, эта женщина уже была мертва. Тогда получается, что он или был убийцей, или видел ее сразу после наступления смерти.
— Возможно, она скончалась все же по естественной причине.
Леди Оливия наставительно заметила:
— Естественные смерти тоже не приходят без страданий. И у очень редких людей пережитая боль не отпечатывается на лице. Только блаженные или святые могли бы поспорить спокойствием с этой несчастной.
— Ну почему же несчастной? Она кажется вполне умиротворенной.
— Не соглашусь. Удивленной — да. Но умиротворения в ней маловато.
Я сдвинул крышку коробочки и еще раз вгляделся в резные черты. Изгиб губ… Он что-то мне напоминает. Да, точно так же кривились губы темноволосой плакальщицы, когда ее грудь разрывало стоном. И пусть на медальоне они почти сомкнуты, но линия очень похожа. Натурщица кричала перед смертью? Или всего лишь пыталась закричать, но не смогла? Она приоткрыла рот в надежде позвать на помощь или хотя бы просто выпустить боль и страх наружу, и в этот миг пришло осознание финала. Она поняла, что путь назад закрыт, что остается двигаться только вперед, туда, куда глядят глаза…
Невидящие глаза.
В лавке Роберто этот взгляд показался мне глубоким и проникновенным, но теперь, при ярком свете и присутствии рядом со мной не восторженного искусствоведа, а скептически настроенной бизнес-леди, акценты сместились в неожиданном направлении. Женщина старалась что-то увидеть, и наверное, добилась своей цели, если умерла в полном спокойствии. А может, она изначально вообще была незрячей?
Нет, пора прекращать строить догадки. Из кусочка дерева я не выжму ничего, кроме обрывочных и переполненных ненавистью мыслей резчика. Очень жаль, кстати, что эмоций в них гораздо больше, чем информации, ведь если бы мне удалось уловить хоть крупицу, указывающую на личность жертвы и ее убийцы…
— Мистер Стоун!
Неожиданно повышенный тон хозяйки прервал цепочку моих размышлений.
— Миледи?
— Судя по напряжению, посетившему ваше лицо, вы планируете нечто нелепое и опасное.
— И в мыслях не было.
— Конечно. До разборчивых мыслей ваше упорство еще не успело добраться.
— Упорство?
Леди Оливия хмуро сдвинула брови:
— Не торопитесь идти с этим произведением народных промыслов в полицию.
Клянусь, я не думал ни о чем подобном! Ну, разве только, чуть-чуть.
— Почему вы решили, что…
— Потому что ни один бывший полицейский не упустит возможность вновь поучаствовать в расследовании, хотя бы в качестве свидетеля. Правда, найдется ли у вас, чем свидетельствовать?