И пошло, и поехало… Монастырь бенедиктинцев в восточных предгорьях. Община «Друзей святого Франциска» в городе Кастелен. Окружной центр Успенск с храмом Успения Богородицы, самой древней церковью в стране… Город Элдборг, где, по преданию, гонители-язычники восемьсот лет назад принесли в жертву сто пленных христиан… Село Кармикаэль, Крепость Михаила, где некогда родился недавно канонизированный проповедник отец Роман… Фил и Алан искали. Они ночевали на вокзалах, в подвалах домов, в городских парках на скамеечках, в стогу сена, в палатке, поставленной на выгоне — это обнаружилось утром, когда пилигримов разбудило зычное мычание над самым ухом.
Если бы Фил был паломником-богомольцем, он, наверное, не нашел бы способа лучше провести летние деньки. За эти три месяца — нет, уже четыре — он познал о святых местах обожаемого отечества больше, чем за предыдущие двадцать два года. Но Фил паломником-богомольцем категоричеки не был, и потому сие времяпровождение вызывало у него только одно желание — плюнуть кое-кому в глаза… И он даже знал, кому именно.
Если бы не Алан, он уже непременно плюнул бы. Не в глаза, конечно, Фил не обладал мелкой мстительностью — нет, плюнул бы на эту дурацкую затею с королем и центром веры. Работу ради бесконечных познавательных странствий на лето пришлось бросить, половину хоть сколько-нибудь ценных вещей — магнитофон, энциклопедию «История оружия», дорогущий вечерний костюм — отнести в магазин «Из рук в руки». Все бы ничего, если бы подобные жертвы приносили хоть какой-то плод. Так ведь нет! Время шло, лето кончилось, в списке святых мест оставалась сплошная мелочь, за центр веры сходящая с огромной натяжкой. С неделю назад пришла осень. А с ней — необходимость выбирать: бросать колледж ради Стефановых поисков или бросать эти никчемные поиски ради продолжения учебы.
И сегодня, на вокзале в городе Монкен, в зале ожидания, где по стеклам мутно стекала осенняя морось, Фил все больше склонялся ко второму образу действий. Честно говоря, он начал к этому склоняться еще после монастыря сестер святой Клары. И так бы он и сделал в конце концов, если бы… Если бы не Эрих.
Нельзя сказать, что из них двоих Алан постоянно сохранял бодрость духа; дорожная грязь и скверное питание его огорчали куда больше, чем непрошибаемого Фила. Но оставалась в нем какая-то… спокойная уверенность, что ли. Доверие. Стефану этому дурацкому и его словам.
Эта уверенность доходила порой до идиотизма. Именно Алан, выходя за ворота Форт-Раймондской обители, жизнерадостно произнес, глядя не на мрачного Фила, а куда-то в розовеющую закатную даль:
— Ну, вот. Значит, опять промахнулись. Ну что, какой у нас там следующий центр веры на очереди?
Это он купил в Генте, в лавочке при соборе, брошюрку «Спутник паломника», которая стала на грядущие месяцы Филовым врагом номер один. В полупустых ночных электричках Алан сосредоточенно шуршал ее сероватыми листиками, выискивая новое святое место, очевидно, еще более святое, чем все предыдущие, и зачитывал торжественно, как Бог весть какую удачную стихотворную строфу:
— «Селение Изобильное, до Реформации носившее название Императорское, стоит на месте разрушенного монастыря бенедиктинцев. В 125 году Реформации община Святого Семейства воздвигла там часовню в честь монахов, мученически погибших в горских войнах. Братья святого Бенедикта выдержали полугодовую блокаду, питаясь только запасами монастыря, и каждый день трижды в сутки по округе разносился колокольный звон — осажденные служили мессу за души своих врагов, молясь, чтобы тем открылись истины христианства…» Фил! Прекрасное место! Посмотри по карте, где там это Изобильное?
И от того, чтобы выйти на следующей же станции и пересесть на электричку до Магнаборга, Фила останавливала только мысль, что Эрих-то этого не сделает. Если он, Фил, уйдет, его спутник продолжит поиски один. И подохнет на второй же день, избитый какими-нибудь местными гадами, или же просто заблудится в придорожном леске и утонет в болоте. А этого Фил почему-то не мог допустить, хотя порой с трудом сдерживался, чтобы не врезать своему треклятому спутнику между глаз. Ну не мог он его так оставить. Потому что это же был Риков брат.
Рик словно бы оставил этого младенца другу в наследство. И теперь бросить бестолкового цыпленочка на дороге неизвестно куда и зачем означало… ну, как бы Рика бросить. Не сделать что-то последнее, о чем тот попросил. Потому что Рик бы попросил…
Это ведь Алан, выйдя из Сент-Винсентского изолятора на свет Божий, потирая ладонями еще спящие, красноватые глаза (их подняли в половину седьмого утра, чтобы выпустить на вольную волю), растерянно, но совершенно твердо, будто так и должно быть, отвечал Филу на его выплюнутые, как надоевшая жвачка, слова («Ну, все, с меня хватит. Пожалуй, поискали королей — и довольно, пора домой»):
— Ты, Фил… Поступай как знаешь. А я буду искать дальше… Потому что я отцу Стефану обещал.
Обещал…