Узкое ущелье и Чёрная гора

Осмотр многочисленных рельефов ортостат, образующих вход в северные ворота, а также стен двух непосредственно примыкавших к ним помещений показал расцвет бесформенности, отличающей эту позднюю хеттскую культуру. Ничем не связанные, стояли рядом фигуры людей и животных, геральдические группы, процессии, вольные жанровые картины, изображения богов, ритуальные сцены, изображения охоты на воде и на суше, музыкальные и танцевальные сцены и, наконец, повозка и морской корабль. В промежутках были вкраплены надписи, местами сосредоточенные на особых стелах, местами расположенные, где попало. Финикийские и иероглифические хеттские письмена совершенно произвольно (согласно формальному правилу — писать всюду, где есть свободное место) покрывали ортостаты, отдельные фигуры, вплоть до тела большого льва на воротах. Боссерт установил, что нигде не было ни малейшей связи между содержанием текстов, ортостатами и фигурами, которые они покрывали.

Поднимаясь вверх в лагерь экспедиции, мы рассуждали о том, как странно, что сохранилась эта форма культуры в Кархемише, в Зинджирли и здесь, на Каратепе. Форма, которая собственно и во время империи никогда не стала действительной формой, не приобрела характера большого, оказывающего влияние стиля и тем не менее продолжала сохраняться на протяжении пятисот лет. Следует сказать: на протяжении половины тысячелетия! Тогда значение этого отрезка времени выступает ярче.

  — СТРАНА

  — СООРУЖАТЬ

  — ЗДОРОВЬЕ

  — МУЖЧИНА

  — ЖЕНЩИНА

  — МАТЬ

  — ИМЯ

  — НОГА

  — ДЕНЬ

  — СКЛАД

  — ВОЙСКО

  — ЩИТ

  — ЗАПАД

  — ВОСТОК

Некоторые из новых слов, изображенных хеттскими иероглифами, которые Боссерту удалось раскрыть еще до 1952 года с помощью билингвы, найденной в Каратепе

Здесь в наших исторических познаниях имеется пробел. Пятьсот лет, между 1200 годом до н. э. (когда сгорел город Хаттусас и погибла великая империя хеттов) и примерно 700 годом до н. э., когда последние хеттские города-царства растворились и Ассирийском царстве, пока еще не доступны нашему изучению. Весьма странно, что империя погибла, а на протяжении пятисот лет среди других, самых различных народностей, подвергаясь влиянию многочисленных чуждых культур, сохранились совершенно обособленные группы этого народа со своей особой культурой.

«Когда-нибудь мы поймем все взаимосвязи», — заявил Боссерт. Он осторожно развернул большой ломкий рулон бумаги, покрытый хеттскими иероглифами, — только что изготовленный оттиск, «Когда, руководствуясь билингвой Каратепе, мы сможем прочитать иероглифы Каратепе, то получим возможность прочитать и все иероглифы времен империи!»

И тут мы подходим к самой волнующей главе раскопок на Каратепе — к дешифровке билингвы. Мы прервали нашу главу «Об искусстве дешифровки», когда дешифровка хеттских иероглифов снова зашла в тупик. Здесь, на Каратепе, эта глава получила свое завершение. Интересно, что даже после открытия подлинной иероглифической надписи (рядом с финикийской) нельзя было немедленно доказать, что действительно найдена билингва (т. е. не только две надписи на разных языках, но две надписи одинакового содержания).

Забавно и почти невероятно, что доказать это удаюсь одному из сотрудников Боссерта… во сне.

Глава 12 Азитаванда говорит

Само собой разумеется, после раскопок 1947 года следовало сразу же приступить к переводу финикийских текстов. Эту задачу могли решить только специалисты, ибо речь шла об очень древней разновидности языка. Боссерт, который хотел немедленно заняться иероглифами, послал первые финикийские тексты нескольким выдающимся семитологам — Иоганну Фридриху в Берлин, Дюпону Зоммеру в Париж, патеру О'Каллагану в Рим и, наконец, также Р. Д. Барнетту в Лондон.

В первую очередь он послал точную копию надписи на статуе, цоколь которой, так называемый «Львиный камень», и послужил началом открытия Каратепе. Этот камень тем временем стал уже знаменит. Рабочий Кемаль Деведж сочинил, как сумел, в его честь гимн из двенадцати строф, здесь приведен только отрывок:

«Это — наследие хеттов.
Как много лет могло пройти с тех пор?
Мир еще не может этого постичь,
Ничто не сходно с ним, "Львиным камнем"!»

А вечером прозвучала длинная песня, сочиненная десятилетним сыном рабочего — Мехмедом Кисти. Он «кончалась строфой:

Маленький Мехмед приходит в восторг,
Когда слышит о "Львином камне".
Пусть будет воспет "Львиный камень" в песне,
Которая покорит все сердца.

Весьма забавно, что, как выяснилось в связи с приездом профессора Гютербока из Анкары, «львы» на самом деле были быками.