За дверью послышались приближающиеся шаги и дайн, не найдя ничего лучшего, спрятался в темноте кухни за углом. Мимо по коридору проскользнула тень. Уже решив выходить, Урмэд метнулся обратно. Тень заскочила в кухню и схватив нож со стола, растворилась в темноте, исчезнув в проеме подсобки.
«Х-м-м, очень интересно!» — подумал дайн, а вспомнив, что утром сказал ему Дормар, направился в сторону мастерской, туда, куда скользнула тень.
Успел вовремя.
Перед распахнутым в ночь окном, темным силуэтом застыло девичье тело с занесенным над подрамником ножом — портретом Иэнель.
— Фиэнн, остановись! — рявкнул Урмэд, — Пожалуйста! — уже мягче.
Девушка вздрогнула, выронила кухонный нож и осев под мольбертом разрыдалась.
Дайн подошел к ней, присел на корточки рядом.
— Это ты пакостила: пересолила еду, подложила змею, ведь так? — скорее утверждал, чем спрашивал Урмэд.
Девушка еще горше всхлипнула и зарыдала сильнее.
Урмэд сел на пол возле нее, приобнял, подальше откинул нож носком сапога.
— Ну, и зачем это надо было, за что ты ее так не любишь?
Фиэнн замотала головой, закрыла пылающие щеки ладонями, теснее прижимаясь к нему. Между пальцами струились слёзы.
— Так не годится, — вздохнул дайн, — Я не буду ругать тебя, если всё сама расскажешь, и мы придумаем выход из этой ситуации. Ты не натворила ничего непоправимого, кроме испорченного настроения.
Реакции не последовало. Фиэнн закрылась, словно впала в прострацию, тяжело всхлипывала и смотрела в одну точку.
Урмэд сходил за водой на кухню, заодно нож отнес.
Вода подействовала. Всхлипы поредели, взгляд осмыслился. Но Урмэд видел, что ее состояние теперь больше наигранное, чем вызванное реальным шоком. Он больше не приставал с расспросами, дал ей время прийти в себя.
— Я хотела… Я старалась…, — прошептала Фиэнн, пряча глаза — Просто… просто она не достойна вас… Вы заслуживаете лучшего. Она зла и эгоистична, не видит вашу внутреннюю красоту и доброту. Хоть вы и дайн, но благородней и великодушней многих светлых айнов…
Всё это время, она судорожно комкала белый, когда-то открахмаленный передник, превратив его в мятую ветошь. Говорила пылко, с той, особой уверенностью влюбленной женщины, возложившей свои чувства на жертвенный алтарь отношений.
— Пожалуйста, молчите, не говорите ничего, а то растеряю последние крохи смелости, — Фиэнн отвернулась к окну, пряча вновь подступающие слезы, в темноте нащупывая руку Урмэда.
Теперь он пребывал в шоке и пытаясь осмыслить сказанное, лишь потрясенно молчал.
Голос Фиэнн дрожал, но говорила она уверенно.
— Я поняла, что вы отличаетесь от всех, еще в тот первый день, когда нас, как рабов, дайны погнали в лагерь. И потом, когда вы тайком выводили нас показывая куда нужно бежать. Как рискуя своей жизнью, ради меня, подвернувшей ногу, вы перебили тех, плохих дайнов и перенесли сюда. Я никогда не боялась вас и меня не смущал ни ваш вид, ни ваши шрамы…
— Фиэнн, прекрати пожалуйста, — взмолился Урмэд, — Я делал свою работу. Тут нет ничего личного. Ты осталась здесь, потому что сирота и тебе некуда идти. Не преувеличивай моих заслуг и добродетелей.
Даже слуги наверняка не знали, кто он на самом деле. Думали, что просто заслужил доверие Эндвида и действует в интересах айданара.
Она вновь всхлипнула, блестящими от слез глазами посмотрела на него.
— Это не так! В этом доме вы всех спасли. Подарили жизнь и надежду, и еще …любовь. Я бы никогда не отвергла вас и мне безразлично, что говорили бы остальные. Да, я люблю вас и не могу больше молчать. Как жаль, что я решилась так поздно открыться вам! — отчаянно воскликнула она, — А когда вижу отношение к вам принцессы, то готова выцарапать ей глаза!
Последнее она произнесла жестко, как ревнивая, бескомпромиссная соперница.
Урмэд подавил стон.
— Фиэнн, — начал он, аккуратно подбирая каждое слово, — я очень тронут твоим признанием. Поверь, мне так же лестно, как и нелегко было его слышать. Но…
Фиэнн горько всхлипнула, отчетливо понимая тяжесть этого «но».
— Но ответить на твои чувства, ровно, как и на чувства любой другой девушки, будь она на твоем месте, я не могу. Это не в моей власти. Я решил для себя не иметь никаких отношений и более того, привязанности и симпатии мне будут только мешать. Это мой давний выбор, и я не хочу ни тешить тебя пустыми надеждами, ни обманываться сам. Прости.
— Но я же вижу, что вы неровно дышите к Иэнель! Как смотрите на нее! Чем я хуже? Мне не нужна свадьба…
— К Иэнель мои слова относятся точно так же, как и к тебе. Что бы я там не чувствовал, это… это ничего не меняет, — горько закончил он, до конца для себя осознав, что всё именно так.
Фиэнн плакала, но нашла в себе силы ответить.
— Это вы меня простите. Я не должна была вам об этом говорить. Но… мне не жаль ни испорченной еды, ни её страхов. Извиняться перед Иэнель я не стану.
— Только пообещай больше не делать пакостей и не трогать мои картины.
— Обещаю, — кивнула она, — Но я вас тоже обманула.
Урмэд фыркнул. Уж эти женщины!
— Я не сирота. Я осталась тут специально, потому что хотела сделать вас немного счастливей, надеялась на взаимность, но раз так…