Узнать, хранить, не умереть

– Мой прадед из деревни в Тамбовской губернии. Их-то, деревень, много. Из какой он был родом, не знаю. Да я и о нем толком ничего не знаю. Могу только предполагать. Может, из крепостных, а может, нет. После 1861 года оказался в городе. То ли он рабочим был, то ли дворником. В тридцать третьем, значит, пропал. Сначала арестовали, а потом пропал. Вот и выходит, название деревни не знаю, где он родился, не знаю, да и место, где его похоронили, тоже не знаю. И что? Значит, есть огромная дыра в, как бы это вернее выразиться, моем геноме. Вот, скажем, я помню отца, деда, а дальше словно ластиком вытерта длинная строка имен моих предков! Их много! Не помню, кто сказал, – распалась связь времён! Вот… вы сейчас удивитесь и спросите – и что? Внук мой отказывается принимать всерьез, что я был конструктором и делал сложные аппараты для оборонки. Подшучивает надо мной, засранец! Говорит, ты, дед, только копировал, что гэбня тырила на Западе! Ты ещё про ракеты расскажи! Хапнули чертежи Фау-2 – и радуетесь! Смотри, говорит, какие имена – Оппенгеймер, Резерфорд, Илон Маск, Стив Джобс! Вот это круто, а вы, говорит, что можете? Нобелевские лауреаты, говорит, все сплошь англичане или американцы, а русских нет! Просто так, что ли? Он историю России изучал по маркизу Де Кюстину и по этим альтернативщикам… Фоменко и этого… Чхартишвили. Объясняет мне – дед, вся цивилизация на Западе. Радуйтесь, что с вами дружат, разговаривают. Дружат-то из сострадания! Это он мне про мою страну говорит. Не про свою, не про нашу, а про мою. Моя страна для него чужая. Киплинга мне прочел наизусть – «Бремя белого человека». Для него ясно и понятно, где варвары, а где воины света, и кто на правильной стороне истории. Слушайте, у вас водки нет? Я бы выпил! Нет? Что-то я совсем расстроился! Извините!

Снегирёв снова замолчал, глядя в окно. Потом продолжил:

– Сами виноваты. Сначала революция, потом «перестройка». Сами себя разрушили. Распалась связь времен. Он не русский. Мой внук Вениамин – не русский! У вас есть дети?

Уваров отрицательно покачал головой.

– Была задумка, – гость снова заговорил, устало, как после тяжелого труда, – превратить этот аппарат в публичное пространство. Был во мне такой комсомольский задор! Для взрослых, их детей, а может, и для их внуков. Они бы узнавали, что вот жили такие советские люди, которые не были варварами, как не были варварами их предки, и что Россия – это сама по себе цивилизация!

Уваров молчал. Ситуация была, что называется, ситуацией абсолютной неопределённости. Он согласился выслушать этого человека только из-за телефонного звонка. Таким в просьбе не отказывают. Он пытался понять, что значат этот визит и сентиментальная болтовня? Сигнал, который передают ему из высокого кабинета? Если сигнал, то о чём? Или произошла утечка, и там каким-то образом выяснили, что он, Уваров, медленно, со скрипом создает структуру, которая тайно будет бороться со всем прозападным? По примеру тайной полиции – «охранки» – поддерживать прозападные группировки, разлагая их изнутри. Внедряться в креативный класс и стравливать одну ячейку с другой. Если это так, то о чем сигнал? Выйти из тени? Занять откровенно патриотическую позицию? Глупо! Если только не настало правильное время. Или перед ним сидит рефлексирующий интеллигент, который хочет исправить ошибки своего поколения? Идеалист! Ну а ты, Павел Максимович, зачем сам хотел купить эту махарайку. Не с той ли целью?

Он молчал. Снегирёв несколько раз порывался что-спросить, потом, поерзав на стуле, поднялся и пошел к выходу. У двери он остановился, криво улыбнулся, кивнул и вышел.

Через месяц Павел Максимович, убедившись, что визит Снегирёва не был ни провокаций, ни приглашением в высокий кабинет, сам позвонил Климу Андреевичу и напросился на разговор. Они встретились в нежилой квартире в спальном районе. В той, куда он сейчас направлялся. Квартира была заново отремонтирована таким образом, что Уваров не сомневался – вней нет ни подслушивающих, ни записывающих устройств. После состоявшейся встречи они вдвоем учредили общество содействия восстановлению памятников советской эпохи. Первым их объектом стал остов летательного аппарата «Монстр». Через год они открыли на заброшенном полигоне парк просветительских технологий под названием «Рожденные в СССР» с экспозиционным пространством, дискуссионными площадками, просмотровыми, лекционными залами и мастерскими. Ещё через полгода вместе создали негласный инвестиционный Фонд.

Позже к участию в деятельности Фонда привлекли нескольких проверенных людей, как правило, из бывших работников партийной и советской номенклатуры, у которых после развала СССР в личном распоряжении оказались значительные деньги. Происхождением денег никто не интересовался. Зачем? Люди все были, как на подбор, людьми одного поколения и так или иначе знали Уварова лично или через кого-то, кому доверяли. Конфиденциальность их участия, авторитет Павла Максимовича, а позже и эффективность финансовых операций укрепили доверие к Фонду и привлекли новых инвесторов.