Узнать, хранить, не умереть

– Не придурок точно. Очень себя любит. Особенно свое отражение. Бабник, жён меняет… Спокоен, хотя такие обычно жуткие паникеры. Сейчас стопудово уверен в себе. Как-то даже по-хозяйски спокоен. Погодите… – Чеботарёв повернулся к Сысоевой: – Он ваш начальник?

Сысоева неожиданно хихикнула и тут же сделала строгое лицо:

– Владлен Сергеевич Шлыков – генеральный директор! Давай, двигай за мной!

Они вернулись на этаж, снова пересекли вестибюль и поднялись по широкой мраморной лестнице. Наверху через широкие двустворчатые двери вошли в приемную генерального. Секретарь – женщина неопределённого возраста и с начальственными манерами – предложила им подождать. Тут же в кресле в ожидании аудиенции сидела красотка лет сорока с полными губами неестественного происхождения, на диване боком примостился тучный мужчина. Одной рукой он держал запотевший стакан с пузырящейся водой, а другой непрестанно обмахивался цветастым платком.

Владлен Сергеевич вошел стремительно, просматривая что-то в телефоне. Мельком взглянул на поджидавших и обратился к Майе:

– У тебя срочно?

– Стажер, Владлен Сергеевич, – быстро, по-военному отрапортовала Сысоева.

– Рекомендации, проверка? – он чуть замедлил шаг.

– Для стажера вполне!

– Оформляй! – и скрылся за дверью.

Оформление – процесс скучный. Прочитать и подписать! Сначала соглашение о конфиденциальности. Типа, сболтнешь по пьяни что-нибудь секретное, – три раза расстреляют и проклянут до седьмого колена. Второе – Кодекс поведения сотрудника. Точная копия Моисеевых заповедей, только под подпись. Если бы при крещении соблюдали такой порядок – крещение под подпись, – то либо грешников было бы меньше, либо крестились реже. Самое важное – договор о найме на работу.

– Пока на три месяца, – пояснила Сысоева, пододвигая Чеботарёву скрепленные листы договора, – а там посмотрим. Подойдешь, возьмем на постоянную и зарплату дадим раза в два больше. Подписывай здесь и вот здесь. Теперь служебная инструкция. Что можно, что должно и что запрещено. Читай и подписывай.

Чеботарёв углубился в чтение. Перевернув последнюю страницу, поинтересовался:

– Тут по ходу всё запрещено. А если какой-нибудь чел невменяемый начнет агрессировать? Звонить 911?

Сысоева достала из стола и положила перед ним серого аспидного цвета палку и рядом газовый баллончик в яркой желтой раскраске.

– ПР-73М. Палка резиновая. Модернизированная. Специально для придурков. Получишь после испытательного срока.

– А это, – Чеботарёв, который с интересом разглядывал мини-арсенал, ткнул пальцем в газовый баллончик, – перцовый, что ли?

– Нет. Газ ChDm – кемикал дрим, – она улыбнулась, – 1 5– 20 минут здорового освежающего сна. Тебе хватит позвонить 911?

* * *

Жизнь Чеботарёва изменилась к лучшему. Он радовался чудесному развороту к стабильности, покою и сытости. После выписки из больницы он реально бедствовал. Безденежье, неприкаянность казались ему бесконечными. Он терял веру в собственные силы, но хуже всего было чувство одиночества и ненужности. Это подавляло желание действовать, хотелось просто лежать и уныло таращиться в потолок. В коммуналке, где он делил комнату с тихим, молчаливым таджиком, жили фрики с пирсингом на всех выступающих частях тела. Один из них, особенно выдающийся, круглый год носил шубу на голое тело и красил бороду в цвета южноафриканского флага.

– Почему южноафриканского? – однажды спросил его Чеботарёв.

– Там тепло, – резонно заметил бородач.

По темному длинному коридору неслышно, как тени, проплывали, блестя белками глаз с красной каймой, инопланетные существа. Парень, который жил в комнате напротив – в странной треугольной, без единого окна комнате, – спросил его однажды:

– Ты чо, в завязке, что ли? Почему не куришь, не колешься?

Чеботарёв удивился, сказал, что нет, вообще не употребляет.

– Оттого у тебя и депрессуха! – безапелляционно заключил сосед и тут же объяснил: – В тебе нет врожденной энергии. – И добавил, что депрессия Чеботарёва – от провинциальности. – В провинции, – втолковывал он с убежденностью проповедника, – господствует иерархия рода, патриархальность. Вы там застряли в средневековье, время идёт мимо вас, вы зависли, как на речной отмели, в стороне от цивилизации. Замкнулись, схлопнулись, как мидии, и не прогрессируете… летаргия, чо! От вас тотальный игнор, вы ксенофобы и гомофобы! В мегаполисе всё по-другому! В мегаполисе движуха! Личность может себя проявить. Вам колхоз подавай, а тут колхоза нет. Вот тебя депрессняк и ломает!

Чеботарёв всё чаще и чаще уходил из своей клетушки на улицы города. Бесцельно бродил по гранитным плитам набережных, сидел на скамейке Михайловского сада или на ступеньках портика Росси, глядел на закатное небо, отражающееся в воде, на ранние звезды, едва различимые в светлом небе. Всё, что случилось после маминой смерти – катастрофа, мальчик в автобусе, больница, пролежни на спине, теперешнее нищенство, – всё это лишь подготовка к чему-то важному, думал он. С ним обязательно произойдет преображение, откроется истина, объясняющая его жизнь.