Узник №8

    Но сын надзирателя, кажется, и не думал оставить его в покое, уйти и позволить поспать ещё, пока не принесли еду. Вместо того, чтобы удалиться, он встал и потянул узника за рукав:

– Ну всё, хватит валяться – пора.

– Что – пора? – не понял узник.

– Что, что – когти рвать, – недовольно произнёс мальчишка. – Забыл, что ли, что бежать собирался?

– Ах, да, – вспомнил узник. – Это надо делать прямо сейчас?

– Сейчас, – серьёзно кивнул сын надзирателя. – Я уже известил дядьку, ну, того, надзирателя из Ближней, он будет ждать сегодня до ночи, не запирая ворот.

– Но я не могу, – возразил узник, пораздумав. – У твоей сестры будет ребёнок. Мой ребёнок. Твой племянник.

– И что с того?

– Я не могу бросить невесту в таком положении.

– Она бежит с тобой.

– Как? – опешил узник.

– Да так. Всё решено. Я ещё вчера ей сказал, что ты бежишь и она решила тоже удрать. Она уже и еды собрала на дорогу, и с дядькой договорилась, что он возьмёт её на службу кухаркой взамен его жены, что третьего дня померла.

– Вот как… – произнёс узник, теряясь. Всё было так неожиданно, так быстро, так… неясно. Поднявшись и сев на топчане, он бормотал, лихорадочно ероша руками волосы: – Значит, нужно идти, да? Вот как… Прямо сейчас, конечно… Кухаркой… Но в той тюрьме меня совершенно не знают… Скажите, господин сын надзирателя, а не злые ли там надзиратели? Меня не будут бить?.. О боже, боже, да о чём я думаю!.. Да, надо идти. Заодно я узнаю, идёт ли на улице дождь…

– Да живей же ты! – оборвал его сын надзирателя и снова нетерпеливо потянул узника за рукав.

– Да, да, – оживился тот, поднимаясь. – Мне только нужно кое-что прихватить с собой. Фон Лидовиц… Вы читали фон Лидовица, юноша? Настоятельно рекомендую, вы сможете взглянуть на свою жизнь и вообще на всё мироздание с иной, совершенно неожиданной стороны… Фон Лидовиц, конечно, бывает порой несколько…

– Да шевелись же! – прикрикнул сын надзирателя, не слушая его бессвязного бормотания.

    Узник торопливо подхватил котомку, суетливо метнулся к стеллажу с книгами в поисках фотографии. Он на два раза осмотрел все полки, пока ему вдруг не вспомнилась, что он променял портрет на муху. Глаза его увлажнились и, возможно, он бы горько заплакал, присев на корточки, если бы сын надзирателя не стоял у него над душой, то и дело поторапливая, дёргая за рукав. Тогда узник принялся перебирать книги и бросил в котомку томик известного поэта, которого давно не читал, и сборник новелл Митке, которых не читал ни разу. Потом подхватил с топчана уже основательно потрёпанного фон Лидовица и тоже отправил в котомку, но уже с почтением, если не сказать – с благоговением. Потом взгляд его метнулся по стенам камеры в поисках мухи, которую он вдруг решил тоже взять с собой, в память о жизни в этой тюрьме и как единственного своего товарища. Правда его смущало то, что он до сих пор ещё не видел эту муху в глаза, так что не был до конца уверен в том, существует ли она на самом деле. Впрочем, она конечно существовала, но – в его ли камере?

    Муху он не обнаружил, меж тем как сын надзирателя, который не понимал смысла этого стояния и блуждания взглядом по стенам, и которому казалось, что узнику пришло на ум предаться сентиментальному прощанию с местом своего пожизненного заключения, нетерпеливо толкнул его к двери.

    За всё время своего пребывания в этой тюрьме узник ещё ни разу не покидал камеры. Когда дверь вдруг тяжело открылась перед ним, и с той стороны – из неведомого пространства, почти космоса – потянуло совершенно иным запахом – запахом других стен, большого помещения, ароматами где-то, видимо, неподалёку расположенной кухни, застарелым табачным духом и почему-то сыромятной кожей, голова его закружилась и он невольно сделал шаг назад.

– Постойте, господин сын надзирателя, постойте, – произнёс он. – А как же мы выйдем? Господин надзиратель и ваша сестра тоже говорили мне, что из этой тюрьмы невозможно убежать.

– Конечно невозможно, – подтвердил сын надзирателя.

– Но… – растерялся узник, – но как же тогда?.. Зачем же всё это?

– Конечно невозможно, – повторил сын надзирателя. – Если не знать, как это сделать. А я – знаю. Я давно уже проделал подземный ход. Он ведёт как раз к мосту, а там до Ближней рукой подать. Я его почти год копал.

– Зачем?

– Чтобы бежать отсюда, зачем же ещё. Если не сбегу, отец сделает меня надзирателем, а я не хочу. Я хочу стать чемпионом мира по шахматам. Ты играешь в шахматы, узник?

– Нет.

– Вот и молчи тогда. Ну, пошли!