Узник «Черной Луны»

Я уже знал, что «Аврора» – это не крейсер революции, а обшитый бронелистами «КамАЗ», чудовище, столь же нелепое, пугающее своими огромными размерами, сколь малоэффективное, несмотря на впаянный крупнокалиберный пулемет.

Откликнулся Гриша, мой знакомый:

– Как и стоял – за штабом.

– Пора. Совсем оборзели, суки… Давай, Гриша, за пригорочком их объедешь… Скажешь Володьке, чтоб долбанул по правому. А мы тут же поддержим. Давай!

Гришка кивнул, глянул на меня своими грустными совиными глазами – и побежал выполнять приказ.

– Ты чего без оружия? – хмуро спросил Кинах.

– А кто мне его давал? – вопросом на вопрос ответил я.

– Я говорил Опанасенко, – тихо ответил Кинах.

И тут я вспомнил, как Опанасенко кричал мне «погоди», а я не обернулся.

Может, если б я обернулся, Опанасенко остался жив?

Затарахтело, заурчало – ожил камазовский мотор. Из-за штаба показался железный куб с приваренной намертво башенкой. Все оглянулись, никто не проронил ни слова. Чудовищная машина – словно выплывшая из фантастических грез кубиста, – переваливаясь, покатила по дороге. Никто не стрелял, урчание приближалось. Уже хорошо были различимы белые буквы на броне «ПМР» – Приднестровская Молдавская Республика.

Вдруг потянул резкий холодный ветер, швырнул мне в лицо пригоршню холодных капель. Заморосило – природа напомнила о перерыве, чтобы смыть первую кровь.

– Ну, чего рты открыли? – грубо крикнул Кинах. – Сейчас опоновцы на головы прыгнут!

Бойцы молча повернулись в сторону врага. Куб уже съехал с дороги и переваливался на кочках, как огромная утка.

– Правее, правее забирай! – вырвалось у Кинаха, и машина действительно стала заворачивать, будто водитель мог услышать командира. – Вот так мы воюем. – Кинах хмуро глянул на меня. – Начинали вообще с охотничьими ружьями. А ты говоришь: оружие положено. Гранатомет тебе подавай.

– Я ничего не говорю, – ответил я. – И не требую.

Терпеть даже намеки я не мог. Дурная война, тупое и бессмысленное наступление, автоматы в похмельных лапах, дикое желание надругаться над противником, окопная грязь и деготная чернота человечьего нутра… Ничего, погранвойска вам покажут, что такое блеск и точность удара.

Я довольно грубо подвинул командира и устремился по окопу. Гранаты колотились в карманах, я отодвигал мешавших бойцов к стенкам, чувствуя на себе раздраженный взгляд Кинаха. Я знал, что он не хочет со мной связываться, что я нервный и загадочный, что мне все по фигу. Возможно, и главная идея приднестровской революции. Единственное, в чем я не хотел разбираться до сих пор.

Куб уже ушел вперед, мне пришлось выскочить из окопа и бежать в открытую. Опоновцы тут же засекли меня и открыли стрельбу. Наверное, они состязались, потому как стреляли по очереди. Но я рухнул на мокрую траву и не поднимал головы. До ложбинки дополз и там, перебежками, до бугра. Оставался еще один бросок – под защиту «КамАЗа»… Почувствовал горький запах – но не запах гари: я уткнулся прямо в полынь. Сломанная, измятая трава горчила, и мне уже не хотелось вставать, хотелось лежать безвольной тушей, слиться с природой, этой крепчайшей, дурманящей травой, самому стать веткой, былинкой, лишайником, плесенью… Я рванул на себя стебель; заметил на руке подсохшую корочку – кровь Опанасенко – и травой стер бурое пятно, чтобы стало горячее. Уже затея моя, глупая, никчемная, нужна была для того, чтобы просто умереть: красиво взмахнув руками в падении или же не очень красиво с конечностями вразлет от взрыва. «Сдохну – и все. Почему-то не в Афганистане, а здесь, у реки, в Молдавии, среди чужих, неизвестных, непонятных мне людей…»

Я наложил на себя крест, приподнялся, сначала под углом, – и рванул. Как дурак. По открытому полю, не видя ничего, кроме прыгающих, вздрагивающих кустов, травы, неба. Через десять метров я нырнул в землю, пули засвистывали воздух, взрывали грунт вокруг меня, и это было гнусно и мерзко.

Железный гроб «Аврора» увидел меня, странно, что увидел, рыча, развернулся и, громыхая, отплевываясь очередями «бу-бу-бу» – заторопился ко мне. Возможно, если не разобрался, – чтоб раздавить.

Бронетранспортеры тоже оживились, почуяв легкую и веселую победу. Странное существо приближалось ко мне, и одновременно сокращалось расстояние между железными машинами. Один из «бэтээров» увяз. Может, водитель был неумехой, а может, просто фортуна не любила молдавский ОПОН. Но чем ей был плох Опанасенко?