Узник моего желания

— Я просто споткнулась, когда шла через зал, ведь вы приказали смотреть только на вас. — И ей удалось провести его, так как он не следил за ней все время.

На этот раз его грозный взгляд не напугал ее.

— Ну и глупая же ты женщина. Тебя надо учить и здравому смыслу, а не только тому, как выполнять свои обязанности?

— Если мне разрешено смотреть под ноги, когда я хожу там, где вы находитесь, вы должны мне об этом сказать. Я не хочу вас ослушаться.

— Не хочешь? — хмыкнул он, услышав кроткий ответ, и отпустил ее. — Тогда посмотрим, действительно ли ты готова меня слушаться. Раздень меня.

Она этого ожидала, но, тем не менее, сразу покраснела, так, что обе щеки стали одинаково красными. А он стоял, возвышаясь над ней, спокойно опустив руки, и совсем не собирался ей помогать. Ей было отвратительно выполнять это поручение, и он знал это. То, что с ней обращались как с рабой, тоже было частью его мести.

Она быстро его раздела, даже не пытаясь скрыть своего негодования. У него на губах заиграла мрачная улыбка, которая была ей так ненавистна. Ровена отвела взгляд от его лица и старалась не смотреть на него. Она стала разглядывать его безупречное тело.

Он даже не наклонился, чтобы она могла снять с него тунику, вынудив ее приблизиться к нему вплотную. У нее перехватило дыхание, когда нечаянно она коснулась его своей грудью, потом, почувствовав, как напряглись и сразу сделались твердыми ее соски, она судорожно глотнула воздух. Она так сильно дернула за тунику, что, когда та, наконец, оказалась у нее в руках, Ровена не удержалась и упала назад, на ступеньки.

Уоррик рассмеялся над ее сердитым выражением лица — по крайней мере она надеялась, что он смеялся только над этим. Ведь не мог же он знать, как отреагировало ее тело на прикосновение к его телу? И как вообще такая реакция возможна, если она его ненавидела? Это было выше ее понимания.

Ей не хотелось снова приближаться к нему. Нужно было еще снять с него штаны и обувь, но она не могла этого сделать. От одной мысли об этом у нее опять возникало ощущение покалывания в грудях. Боже милостивый, что же такое с ней происходит?

Он терпеливо ждал, но когда она не сделала никакого движения в его сторону, он сказал:

— Заканчивай.

Она медленно отрицательно покачала головой, видя, как у него вопросительно поднялась бровь.

— Тебе хотелось бы, чтобы тебя снова приковали цепями к моей кровати?

Она резко подскочила, чуть не столкнувшись с ним в спешке. Она услышала его смех и заскрежетала зубами. Значит, и эта угроза будет постоянно висеть над ней? Он был совершенно отвратителен, вне всяких…

— На колени!

Она упала на колени, даже не задумываясь над его новым приказом, и прямо на уровне лица увидела под тканью его штанов большую выпуклость. Краска снова залила ее лицо, и пальцы ее дрожали, когда она протянула руку, чтобы развязать шнурок и освободить его орудие мщения.

— Меня вполне устраивает видеть тебя в такой жалкой позе — как щенка у моих ног, — продолжил он небрежно. — Может быть, я прикажу тебе прислуживать мне в такой позе за столом.

— На виду у всех? Пожалуйста, не надо, — слова вырвались со стоном.

Он коснулся рукой ее макушки — как если бы она была не более, чем щенком, виляющим хвостом у его ног, — и отдернул руку, как только она подняла на него глаза.

— Ты еще будешь колебаться, выполнять тебе свои обязанности или нет?

— Нет, не буду.

Он больше ничего не сказал, оставив ее в ужасе раздумывать, удовлетворил ли его ее ответ. Теперь она стояла на коленях, потому что она осмелилась отказаться закончить раздевать его, наказание было скорым и унизительным. Неужели этого мало? Она сдернула с него штаны и подштанники, стараясь не смотреть на то, что было у него ниже пояса; она наклонилась пониже, чтобы заняться его обувью. Когда она кончила раздевать его, он не двинулся с места, и она не сводила глаз с его голых ног, что было своеобразным вызовом с ее стороны, но что нельзя было назвать прямым неповиновением, ибо разве его ноги не были частью его тела?

— Поистине ты таки продолжаешь испытывать мое терпение, — сказал он, видя, как она продолжает смотреть на его ноги.

На этот раз он не упорствовал, и она увидела, как он переступил ногами и забрался в лохань с водой. Она с облегчением вздохнула. Она стала забывать, что еще означает «прислуживать ему, когда он принимает ванну». Он ей напомнил.

— А теперь чего ты ждешь, женщина? Подойди, помой мне голову и спину.

Это входило в «прислуживание ему». Она знала это. И то хорошо, что он не настаивал, чтобы она вымыла его всего. Но ей не хотелось опять приближаться к его телу; от одной только мысли об этом ее бросило в жар.

Она взяла кусок ткани, служивший мочалкой, намочила и намылила ее, но прежде чем коснуться его тела, она спросила:

— Почему ваша жена не занимается этим?

— У меня нет жены.

— Но у вас есть дочери.