Узник моего желания

— Твой крик не будет иметь никакого значения. Ты еще не поняла этого?

Она была все же выше этого. Но так как, если бы он к ней прикоснулся, она действительно могла закричать, она поднялась и вышла следом за ним из комнаты и остановилась в пустом коридоре. Он пошел вперед, полностью уверенный в том, что она следует за ним. Поняв наконец, что она стоит на месте, он вернулся. Его брови были вопросительно изогнуты.

— Тебе требуется помощь?

То безразличие, с которым он это произнес, вызвало в ней ярость.

— Я не пойду с вами, — храбро произнесла она упрямым голосом. — Вы уже отомстили мне таким способом. И заставлять меня снова делать это противоречит принципу «око за око».

— А разве я сказал тебе, женщина, что буду обращаться с тобой только по этому принципу? После сегодняшнего дня ты могла бы это понять. Однако я предпочитаю получить от тебя вознаграждение, и я получу его. — На его губах опять появилась мрачная улыбка, и он пожал плечами. — Но это не имеет никакого значения. Мне просто пришло в голову, что, по правде говоря, ты сейчас не более чем крепостная и принадлежишь Фалкхерсту, как и все остальные крепостные. Это означает, что без моего разрешения ты не можешь ничего делать, и, как все мои остальные крепостные, ты должна платить мне оброк. Это также означает, и это относится ко всем моим крепостным женского пола, что если я решу задрать тебе юбку и попользоваться тем, что находится у тебя между ног в любом месте и в любое время, то это является моей привилегией. Поэтому, если я прикажу тебе забраться ко мне в постель, ты должна сделать это незамедлительно. Тебе ясно?

— Да, но…

— Что — но?

— Мой господин, — огрызнулась она.

— Ты очень неспособная ученица. Но тогда от такой глупой, как ты, ничего хорошего и ожидать нельзя.

— Я не глупая, мой господин.

— Разве? А ты не думаешь, что это было глупо с твоей стороны пытаться украсть у меня ребенка?

— Не глупо, — произнесла она, — очень нехорошо, но у меня не было выбора.

— Никто не приставлял тебе к горлу нож, — резко произнес он.

Ее предупредили, чтобы она не оправдывалась перед ним. А сейчас он был рассержен и не стал бы ее слушать, если бы она попыталась объясниться. Но она не смогла промолчать.

— Вы хорошо знаете, так же как и я, что я не крепостная, лорд Уоррик. Если бы я ею была, я бы, без всякого сомнения, согласилась бы со всем, что вы сказали, и даже, вероятно, по-другому воспринимала ваши ви… визиты среди ночи. От того, что вы назвали меня крепостной, я ею не стала, не воспринимаю окружающее иначе, не могу согласиться с тем, что вы называете «привилегиями».

— Тебе очень нравится рассказывать мне, что у тебя не было выбора. Ты что, думаешь, у тебя сейчас есть выбор?

— Тогда вам придется снова заковать меня в цепи, — уверила она его. — Добровольно я никогда не приду к вам в постель.

Он грубо рассмеялся от ее уверенности.

— Те цепи были для твоей же пользы, а не моей, женщина. Мне было предпочтительнее, чтобы ты сопротивлялась, так как мне не нужна была твоя уступчивость. Совсем наоборот — мне нужна была твоя ненависть и твой позор в тот момент, когда ты наконец поддалась мне. Может быть, мне даже удастся заставить тебя умолять меня вернуть то время и сделать то, чего ты не хочешь.

При этих словах она побледнела, хотя из-за тусклого освещения он и не увидел этого. Она ясно помнила тот последний раз в его постели, когда он, играя с ней, довел ее до такого неистовства, что она, если бы не кляп во рту, была готова умолять его, чтобы он взял ее. А это было бы более унизительным, чем все остальное, вместе взятое. Но тогда она была скована цепями и не могла противостоять всем его интимным ласкам. Без цепей она станет сопротивляться, и ему не удастся довести ее до такого состояния, чтобы она испытала желание принадлежать ему. Никогда.

Взбудораженная этими мыслями, она едва не заявила Уоррику, что это у него не получится. Это, конечно, было бы глупейшей ошибкой, так как он, конечно, стал бы доказывать обратное. В этот момент ее желудок громким урчанием нарушил молчание. Ровена, однако, не смутилась, хотя глаза Уоррика тут же уперлись в ее живот.

— Когда ты в последний раз ела? — требовательно спросил он.

— Сегодня утром.

— Почему? У тебя было много времени…

— До вашего купания у меня его не было, а после него мне просто захотелось спрятаться и зализать раны.

— Ты больше не сможешь обвинить меня в том, что пропустила обед. Мне все равно, будешь ли ты морить себя голодом в будущем. Но тебе придется повременить с этим сейчас, пока в твоем чреве находится мой ребенок. На твоих костях очень мало мяса, и, если ты еще хоть раз пропустишь еду, я изобью тебя.

Хотя вид у лорда Уоррика был весьма решительный, но произносил он свою очередную угрозу так торопливо, что она не вызвала у нее сильного страха.

— У меня нет намерения умереть от голода, чтобы избежать вашего отмщения.

— Хорошо. Ты должна понять, что его невозможно избежать, особенно тебе. Теперь пошли…

— Я возвращаюсь в свою собственную постель.

— Ты пойдешь со мной. Разве я не предупреждал о том, что меня нельзя перебивать?