Узник ночи

— Просто сделай это, — сказала она. Потом закатила глаза. — Боже, ты заставляешь меня говорить рекламными слоганами.

— Что это?

— В секте не было телевизора, не так ли? — она поднесла запястье к своему рту. — Мне надоело попусту болтать.

Он хотел умолять: «пожалуйста-не-делай-этого». Но не стал, потому что он знал, что это бесполезно, еще до того, как запах ее крови стремительно, как торпеда, ударил ему в нос.

А теперь-то он точно не сможет сказать «нет».

Дюран даже не понимал, почему отказать себе в ее вене было так важно. Они с Некси кормились друг от друга, когда это было необходимо, и даже не занимались при этом сексом. Это был просто обмен необходимым, ну, по крайней мере, с его стороны так и было. И это должно было быть таким же образом с Амари, но…

Даже. Близко. Не лежало.

Когда она прокусила свою вену и приложила запястье прямо к его губам, сразу стало ясно, что «просто обмен» к Амари, ну совершенно не применимо, ну совсем ни разу.

Ничто в этом гребаном мире не могло сравниться с этим.

Нет, во всей Вселенной.

Все во Всей Гребаной Вселенной плюс Бесконечность.

Дражайшая Дева-Летописеца, невозможно было описать эти первые капли ее драгоценной крови, первое ощущение во рту…, вкус на стенках горла. Его тело больше не принадлежало ему, а стало ее собственностью, которую она могла полностью контролировать и направлять куда ей вздумается.

И он подозревал, что это навсегда.

Это и было истинной причиной его «нет». На каком-то подсознательном уровне, на уровне инстинктов, он знал, что пути назад нет. Ее вкус…, жизненная сила, пронзавшая каждую клеточку его тела, вызывающая покалывание и гул, стремительно вливалась в его тело, одновременно и ослепляя, и делая все пронзительно ясным…

Стон.

Кто-то стонал — и это был он. Звуки поднимались из его горла, он не мог на них отвлекаться, потому что он был слишком занят, глотая вино, прекрасное вино, поразительное, невероятное, преображающее вино ее крови.

Он упал на спину, или это земля поднялась, чтобы поддержать его. И когда мягкая, благоухающая сосновая хвоя подхватила и удержала его, как природный матрас, Амари переменила положение, придвинулась ближе, чтобы он мог продолжать пить.

В отличие от него, она не была сосредоточена на кормлении.

Она, стоя спиной к вершине горы, отслеживала все запахи и движения вниз по склону. В свободной руке она держала пистолет и медленно водила им по сторонам. По мере движения ствола, двигалась и ее голова, но в противоположном направлении.

Так что или пистолет, или ее глаза могли отреагировать на опасность.

И сейчас, когда он был так уязвим, он знал в глубины души, что она станет смертельно опасной, если ей придется защищать его, …и она с успехом сделает это. Она была свирепой, но не взволнованной. Настороженной, но не напуганной. И проявит агрессию только в крайнем случае.

В глазах его стояли слезы, и не только потому, что кто-то защищал его, но и потому, что он ненавидел ситуацию, в которой она вынуждена защищать его. Боже, как бы он хотел, привнести в ее жизнь что-то другое, кроме как удовлетворять его потребность в кормлении…, к тому же сразу же после того, как ей пришлось наблюдать его манифест мести. Даже если те охранники были теми, кто наслаждался, причиняя ему боль в темнице.

— Продолжай, — сказала она, не глядя на него. — Я не хочу останавливаться еще один раз для этого.

Дюран закрыл глаза, почувствовав укол в сердце. В разгар своего экстатического очарования он напомнил себе, что это не начало отношений, не фундамент, на котором можно начать что-то строить.

Это была биология военного времени.

И когда, черт возьми, он успел стать таким романтиком?

Глава 21

АМАРИ ПРИШЛОСЬ ОТДАТЬ ЕМУ ДОЛЖНОЕ.

Дюран взял ровно столько, сколько было нужно, а потом зализал ранку и поднялся на ноги. Обычно после кормления наступало время для ленивой неги, слабости, сонливости, которые окутывали любого, кто только что насытился. Но он явно игнорировал все это ради того, что ей от него было нужно.

Ему требовалась кровь. Ей требовалось двигаться вперед.

Поэтому, кивнув ей в знак благодарности, он указал на запад и побежал, сначала медленно, а потом все быстрее. Довольно скоро они вдвоем уже бежали по лесу, как опытные марафонцы.

Ветер дул ей в лицо, тело двигалось на автопилоте, и все ее чувства ожили, готовые обнаружить в лесном пейзаже преследователей, агрессоров, следопытов… убийц. Она посматривала по сторонам и время от времени оглядывалась назад, ее глаза выискивали в тенях за деревьями и большими валунами, за отдельно стоящими стволами, и упавшими бревнами, за пнями возможные укрытия для засады.

Дюран делал то же самое, и его сосредоточенность на окружающей обстановке была хорошим напоминанием о причине, по которой они были вместе, о цели этого пересечения их жизней. Вынужденная близость дневных часов, которая привела к тому, что обнаженная кожа оказалась на очень обнаженной коже, была такой же, как сейчас.

Шаг в сторону, а не конечная цель.