Когда Тень повернулась, чтобы уйти, на ее лицо было написано, что она спокойный твердый орешек, хорошо обученный и опытный боец. И Амари позволила ей оставаться в этих доспехах.
Однако она видела, что за этим кроется. И у него было чувство, что для Тени разверзлась пропасть.
Оставшись наедине с братом, Амари подошла к кровати и села. Его руки нашли ее, и они долго смотрели друг на друга.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Прости, что втянул тебя во все это. Я был чертовски глуп.
— Больше никаких сделок, Алан. Или наркотиков. С этого момента ты должен быть чист.
— Обещаю.
Она надеялась, что он сдержит эту клятву. Только время покажет, но, по крайней мере, сейчас у нее было его обещание.
— Я скучаю по мамэн и папе, — сказал он, — каждую ночь.
— Я тоже.
Когда они оба замолчали, она подумала о вещах, которые хотела забыть. Например, о Ролли. Или темнице Чэйлена. О скелетах на церемониальной арене и Даавосе. А потом, до всего этого, о том, как упаковывала личные вещи их родителей. Закрывала дом, в котором выросла. Как покидала его, хотя он еще не был продан.
Внезапно ей стало неинтересно возвращаться в Колдвелл.
— Ты пришла, когда была нужна мне, — сказал Алан, — спасла меня.
Пока он говорил, что-то внутри нее вырвалось на свободу — в хорошем смысле. И именно тогда она поняла, что всегда чувствовала себя так, словно подвела их мамэн и отца. Каким-то образом она приписала себе и только себе способность остановить их убийства. Спасти их жизни. Восстановить их семью такой, какой она была и должна была оставаться.
Это было безумием, но эмоции редко бывают логичными.
Но ей удалось спасти Алана с помощью Дюрана и Некси. А поскольку брат — это все, что у нее осталось от семьи, в этом был покой, покой, который давал ей возможность простить себя за все то, за что она чувствовала себя ответственной, даже если не могла контролировать это.
Амари посмотрела в глаза того же цвета, что и ее собственные. И подумала о том, что жизнь часто делится на этапы, начало их ты можешь и не заметить, а в конце этап может оказаться эпохой, о которой ты и не знал… пока она не закончилась.
— Ты хочешь уехать из Колдвелла? — спросила она.
— Да, хочу — ответил ее брат.
Глава 36
ЭТО НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ ТАК СЛОЖНО.
Когда Дюран повернулся лицом к душу, он уставился на кран, как будто в нем был ключ к тайнам вселенной: «гор» против «хол». Предсказатель будущего. Предсказатель того, будет ли то, что произойдет в его жизни, хорошим… или плохим.
Сунув руку в нишу, выложенную плиткой, он включил воду, передвинул ручку в положение «хол» и, разочарованный собой, задернул занавеску. Но не было никаких причин думать, что теперь он будет переносить тепло лучше, чем в хижине Некси. Это было две ночи назад? Или… только одна?
Время мало что значило для него. Все было настолько важным и необъятным, казалось, что считать время с помощью часов, все равно, что использовать пляж для подсчета песчинок.
Сбросив грязную, мерзкую, пропитанную потом и кровью одежду, он посмотрел на свое тело. Кожа вся в синяках, в царапинах, в порезах, которые уже заживали.
Благодаря вене Амари.
Было много других вещей, которые случились благодаря ей. Он коснулся шеи, на которой впервые за двадцать лет не было шокового ошейника. Она сама срезала с него эту штуку, распилив то, что было закреплено вокруг его горла Чэйленом. И последнего, безусловно, больше не существовало на свете.
Амари освободила его многими способами. И все же он беспокоился, что есть вещи, от которых даже она не сможет его избавить.
Он снова отдернул занавеску. Представив себе лицо Амари, когда она вырвалась из камеры и бросилась к нему, он сосредоточился на слове «гор».
«Начинай потихоньку», — сказал он себе, наклоняясь и поворачивая ручку… еще… еще.
Температура медленно менялась, горячая вода поднималась по трубе откуда-то из обогревателя, вскоре брызги стали теплыми.
Он собрался с духом и шагнул под воду.
Поток воды, ударивший по затылку, заставил его вздрогнуть, но не потому, что это было неприятно. Это было потому, что его тело не привыкло ни к чему, кроме дискомфорта, как будто его нервы были перепрограммированы, и, если дерьмо не причиняло боль, это было неправильно.
Он сказал себе, что скоро привыкнет к новой жизни. Обычной жизни. Лучшей жизни.
И будучи неуверенным в этом, он взял мыло и стал намыливаться. Пена стекала по его груди, животу, бедрам. Он устал. Спина болела. Одно колено, казалось, хотело согнуться назад.
«Разве сейчас не время для радости?» — задумался он.
— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?
Он отдернул занавеску. Амари была обнажена, ее одежда лежала там, где он оставил свою, волосы были распущены. У нее тоже были синяки на щеке, на руке, на бедре. А еще была рана в плече.
— Пожалуйста, Господи, да, пожалуйста, — выдохнул он.
Она слегка улыбнулась и повернулась к зеркалу. Вытерев зеркало рукой, она, глядя в него, отклеила пластырь на плече. Когда она следом сняла марлю, он поморщился. Рваная двусторонняя рана заживала, но была ярко-красной, с зазубренными краями и очень глубокой сердцевиной.