Узник в маске

— О губернаторстве больше нет речи! — провозгласил он с порога. — Король доверил мне средиземноморскую эскадру и поручил освободить море от пиратов-берберов. Нас с тобой ждут великие дела, мой мальчик! — добавил он, хлопнув Филиппа по спине с такой силой, что тот чуть не подавился, но тут же просиял, представив себе новые подвиги.

Зная аппетит Франсуа, Сильви велела Лами приготовить обильное угощение и сложить несколько корзин с провизией, которой путешественникам должно было хватить до самого вечера и позволить избежать остановок в сомнительных харчевнях. Франсуа охотно согласился сесть за стол, оговорившись, что трапеза не должна слишком затянуться, и на пару с Филиппом набросился на превосходный утиный паштет с фисташками, похожий до нападения на церковный аналой.

Пока моряки насыщались, обсуждая новые замыслы Бофора, Сильви размышляла, почему Мари не выходит из своей комнаты. О том, что она еще не проснулась, не могло быть речи, там, где появлялся Бофор, всегда стоял оглушительный шум. Разве она не мечтала увидеть Бофора, а не только брата? Тогда где же она?

Не вытерпев, Сильви пробормотала слова извинения, которых никто не расслышал, и бросилась вверх по лестнице. Ей навстречу спускалась Жаннет, уже успевшая выстирать простыни Филиппа.

— Ты не видала Мари? — спросила Сильви.

— Нет! Я прошла мимо ее двери, но за ней тишина. Тем лучше, пускай выспится! Со вчерашнего дня я не знаю покоя, все думаю, какую прощальную сцену она устроит…

— Придется ее разбудить, она рассердится, если мы не дадим ей проститься с братом.

Преодолев лестницу, Сильви подошла к двери в спальню дочери и решительно ее распахнула. Комната, полная ароматов духов, которыми обильно пользовалась фрейлина Мадам, была погружена во тьму, никто не позаботился раздвинуть плотные шторы из синего бархата. Не глядя на постель, Сильви подошла к окну и раздвинула шторы, впустив в комнату хилый свет зимнего дня.

— Вставай! — приказала она. — Иначе не успеешь попрощаться с братом и монсеньером герцогом…

Слова застыли у нее на устах. Оглянувшись, она увидела, что кровать так и осталась не разобранной. В подушке торчала длинная булавка с жемчужной головкой, удерживавшая свернутый листок бумаги. То было письмо, адресованное ей и Персевалю.

«Настало время попытать счастья, — написала Мари. — Пора ему перестать видеть во мне лишь тень моей матери. Я больше не маленькая девочка, и он должен это знать. Я вернусь герцогиней де Бофор или вообще не вернусь. Простите. Мари».

Удар был так жесток, что Сильви испугалась, как бы с ней не случился обморок, и ухватилась за столбик, поддерживающий балдахин над кроватью. Впрочем, жизнь приучила ее к ударам. Сейчас главное — не терять времени. Плеснув в стакан воды из графина, стоявшего на столике у изголовья кровати, она залпом выпила ее и, придя в себя, спрятала записку за корсаж и неверным шагом покинула комнату беглой дочери.

Пока что она не знала, как поступить. В голове теснились вопросы, на которые у нее не было ответа. Первым побуждением было сунуть записку под нос Франсуа, чей веселый голос доносился уже из прихожей. Представить, как он прореагирует, было нетрудно, рассмеется или, наоборот, рассвирепеет. В любом случае он поклялся бы отослать Мари домой под надежной охраной спустя минуту после того, как она перед ним предстанет. Но как быть с завершающими словами письма, «…или вообще не вернусь»? При одной мысли об этих словах материнское сердце пронзала боль.

Мари скоро исполнится девятнадцать лет. В том же самом возрасте мечтала о смерти и ее мать… Сильви явственно вспомнила, как брела к скале, с которой хотела броситься вниз. В жилах Мари текла та же нетерпеливая кровь, к которой примешивалось упорство Фонсомов. Но кто, собственно, взялся бы утверждать, что она не сумеет внушить к себе любовь? Некогда Сильви готова была поклясться, что Франсуа влюблен в королеву Анну. Затем последовали другие женщины, но в итоге он понял, что любит ее, Сильви. Перед ее мысленным взором появилось сияющее лицо Мари, полное молодости, броской красоты… Мать, достигшая возраста мудрости, не имела права противиться воле судьбы.

Она остановила слугу, спешившего на кухню.

— Передайте господину шевалье де Рагнелю, что я жду его здесь. Скорее!

Прошло всего несколько секунд, и Персеваль явился на зов.

— Вы что вытворяете? Они вот-вот уедут! Где Мари? Она протянула ему письмо. Пробежав глазами строчки, он пробурчал:

— Дурочка! Когда же она перестанет тешить себя химерами? Бофор никогда не…

— Откуда вам знать? Но главное не это. Что мне предпринять? Предупредить его? Филиппа? Думайте быстрее!

— Раз вы задаете этот вопрос, значит, мы с вами мыслим одинаково. Лучше избавить Филиппа от подобных головоломок. Он сам сообразит, как ему быть, когда увидит ее рядом с герцогом. Что касается Франсуа, то будучи предупрежденным, он заранее прогневается на малышку и при встрече отнесется к ней безжалостно.