Узник вечной свободы

   Людмила извлекла зубы из моей шеи и потащила меня за руки к столу. Я не мог пошевелиться. Глаза не закрывались. Неподвижным трезвым взором я смотрел на разыгравшуюся в столовой трагедию. Я видел дрожь раскинутых рук матери, в шею которой впился Ахтымбан; видел, как светловолосая вампирша бешеной собакой вгрызалась в грудь отца; видел, как пара вампиров: грязно-русый мужчина и женщина с короткими черными кудряшками, пожирали старших Тузиных. Ужасные предсмертные крики пробирали до костей мое скованное болью тело.

   – Оставь барышню мне, Фома, – спокойно распорядилась Людмила, усаживая меня на стул.

   Она связала мои руки толстой льняной бечевкой, потом, болезненно морщась, прокусила запястье правой руки и направила струйку хлынувшей из вены крови в мой приоткрытый рот. Я не пытался выплюнуть просочившуюся в желудок соленую жидкость. Я временно потерял власть над потребовавшим крови телом. Контроль над разумом вернулся после того, как Людмила вырвала руку из моих зубов.

   – Мертвая хватка. Погляди, - атаманша посмотрела налево.

   Вампирская кровь вернула мне способность двигаться. Я повернулся и увидел Фому. Он приподнялся от лежащего на столе бездыханного Павла.

   – Пустое дело, – Фома насмешливо улыбнулся. – Образумься, Лютик. Не по плечу нам такое поприще – барчонка пестовать. Давай его съедим.

   “Ешьте меня! Грызите! Лучше вы меня съедите, чем я уподоблюсь вам”, - рвалось из моей несчастной души.

   – Не замай! – Людмила угрожающе приподняла губу. – Дай ему срок до зимы. Коли Тихон не сделается путным добытчиком, мы вместе съедим его.

   Φома не ответил. Его отвлекли прибеҗавшие на шум люди – Никитична и Ерофей. Летящим прыжком Фома пересек столовую и повалил кучера на паркет. Ахтымбан прыгнул с другой стороны от камина и приземлился на четвереньки рядом с ним. Фома яростно оскалился.

   Ахтымбан тряхнул косичками черных волос,издал хриплое рявканье и огрызнулся. Секунду помедлив, он раздумал сражаться за намеченную добычу и настиг улепетывавшую с визгом кухарку.

   Я закpыл глаза, опустил голову. Слеза медленно покатилась по щеке.

   – Кушать подано, Тихон, – Людмила отвесила мне легкую пощечину.

   Она втащила Любоньку на стол и, схватив меня за голову, прижала губами к кровоточащей ране на шее девушки.

   – Нет... нет... не могу, – сплюнув человеческую кровь, я отвернулся от шеи Любоньки и попытался вырваться.

   Я задыхался от рыданий. Горячие слезы капали на розовую кожу, пропитанную ароматами резеды и жасмина.

   – Знать, рановато тебе, – сделала безжалостный вывод Людмила.

   Любонька вздрoгнула, когда вампирша впилась в ее рану. Ее глаза широко распахнулись. Моя невеста понимала, в кого мне суждено превратиться, но в ее последнем взгляде я видел нежность. Любонька не испытывала ко мне отвращения. Когда она умерла, в ее остекленевших глазах продолжала светиться любовь.

   – Глянь, Лютик, чего мне под руку попалось, – измазанный кровью от носа до подбородка Фома помахал книгой в зеленом переплете. - Не чурайся, барчoнок, - он улыбнулся мне. - Я крепко набил брюхо. Вошь моҗно придавить. Аж в огонь от жаркой кровушки бросает.

   Разорвав когтями залепленную красными пятнами рубаху, он скинул ее и усмехнулся, любуясь своим рельефным торсом, будто выточенным из бело-розового мрамора.

   – Что ты не хочешь умыть меня? – Фома понюхался с Людмилой, подставляя для вылизывания подбородок.

   – Видишь, не до тебя мне, - вампирша отвернулась. – Умойся в корыте.

   – В корытах свиньи банничают, – когти Фомы прочертили глубокие борозды на ореховой столешнице. – Ужель,ты отныне почитаешь меня за свинью?

   – Уйди, – разъяренно зашипела Людмила.

   Левой рукой прижимая меня к стулу, она сделала резкий выпад. Ее челюсти сомкнулись в опасной близости от приплюснутого на кончике носа.

   Слева раздалось тонкое хихиканье.

   – Знать, не мил тебе я боле, – отступивший Фома барабанил когтями по кожаному поясу гусарских штанов. – Что ж, с барчонком возись, коли он полюбился тебе. Я докучать не стану. Зимы обожду.

   – Примерь... ш-шежь... незанош-шену одежу, коршунок, - зашипела светловолосая вампирша, увешанная одеждой, снятой с жертв. Она подскочила к Фоме и, бросив на меня беглый взгляд, лизнула его подбородок. - Ш-шо же тебе красоту под кровавой коркою таить? Дай же-ж, я тебя ображу.

   Фома с напускным отвращением позволил блондинке вылизать его лицо, а после сам очистил языком от крови ее щеки и губы. Людмила едва сдерживала гнев.

   – Χороша заноза! – Фома вдавил пальцы под ребра блондинки, заставив ее вздрогнуть от боли.

   Насмешливо поглядывая на Людмилу, он надел белую косоворотку и зеленый верблюжий сюртук приказчика Ильи Кузьмича, надвинул на затылок его бордовый бархатный картуз.

   – Как на тебя сш-шито, - обрадовалась блондинка.

   – Вишь, до чего ты довела меня, Лютик. Как славно в былые годы я ляхов резал, а ныне с ляховским отродьем якшаюсь! И ведь, ядрена вошь, хороша Янка! Недаром, Αхтым за нее горой! – Фома сгреб Яну в объятия и потащил ее к двери.