Узник вечной свободы

   – Очумел ты, Тихон! Сам не знаешь, чего говоришь, – Моня прижала руки к груди. Ее кариe глаза вспыхнули от испуга рыжим огоньком. – Не побегу я с тобой на Кавказ! Там нас поджидают мстительные горцы с булатными кинжалами и злые волкодавы величиною с телят. Боюсь я их. Нет, не проси меня, Тихон. Никуда с тобой не побегу.

   – Ежели пойти не на Кавказ, а куда еще? - не сдавался я. – Мир велик.

   – Нет, Тихон, – затрясла кудряшками Моня. - Не выманишь ты меня ни в какую даль. Не покину стаи.

   – Наши упыри ненавидят тебя, любимая. Доколе ты будешь согласна терпеть унижения? Позволь избавить тебя от страданий.

   – Мне нипочем обиды. Я привыкла. Не наседай, Тихон, – Моня хлестнула меня по носу атласңым шнурком. – Не уведешь меня из стаи. Не пойду с тобой. Мне спокойней так.

   Она села, шурша нижними юбками платья и посасывая костяшку указательного пальца.

   Я обнял ее со спины и уперся подбородком в ее ключицу:

   – Будь по-твоему, радость моя. Я твой покорный раб навеки.

   – Ой-ли, Тихон, - рассмеялась Моня. - Атаманша покажет тебе, чей ты раб. Вижу, запамятовал ты.

   Старый баран с закрученными в тесные кольца рогами протяжно заблеял, будто вместе с ней насмехаясь надо мной.

   Из овечьего загона мы вышли с противоположной многолюдной улочке стороны и оказались на задворках ярмарки, куда сливали помои и выбрасывали сор.

   – Попалась, птичка! – из-за опрокинутой телеги выскочил грязный паренек в лохмотьях с чужогo плеча. – Не улетишь! – он приставил нож к шее Мони.

   Я успокоил Моню мимолетным пристальным взглядом. К нам подбежал рослый подельник парня с ножом.

   – Что вам угодно, гoспода? – я изобразил на лице подобие человеческого страха.

   – Ишь как наштукатурилась. Как только белила не сыплются? Думала, не узнаем тебя, плутовка? - первый вор ущипнул бледную щеку вампирши.

   – Долг верни. С добавкой. За то, что мы год напролет тебя искали, - потребовал второй вор.

   – Это Шнырь, – Моня представила мне первого вора и, задерживая рукой приставленное к горлу лезвие, кивнула на второго. – А это Гнус. Мы работали вместе.

   – Сколькo вам задолжала моя дама? – я порылся в карманах сюртука.

   – Полторашку бумажками, – Шнырь хрюкнул и отвел нож от шеи Мони. – Дама! Χе-хе! Ишь, какого франта охмурила. Где только взяла его?

   – Где взяла, там вас нет. И не будет! – огрызнулась Моня, не выпуская клыков.

   – Берите, – я передал Гнусу пачку ассигнаций, где было намного больше полутора тысяч рублей, - и забудьте навсегда о Моне.

   – Φрантишка щедрый, - зашмыгал корявым носом Гнус. – Нет ли у него ещё чаго при себе?

   – Вы и этого не заслужили, – я схватил его за руки, прервав нападение, и закинул в лужу помоев.

   Следом туда отправился Шнырь. Нож я у него отобрал.

   Моня послушно не вмешивалась .

   Мы сбежали с задворок и влились в многоголосый людской поток.

   – Люди! Берегитесь! Расступитесь! Я иду! Я очень сильно пьян! – по улице зигзагом перемещался в стельку пьяный купец.

   Я шагнул в сторону, а Моня придержала его за полы распахнутого кафтана.

   – Твоя доля, - отпустив купца в свободнoе штормовое плавание, она с хитрой улыбкой отсчитала мне половину украденных денег.

   Улов пришелся кстати. После возвращения долга ее бывшим друзьям у нас не осталось средств на покупки.

***

Людмила назначила сбор неподалеку от карусели. Вампиры не могут принимать алкоголь, но казалось, мы опьянели от хмельного запаха и праздничного шума. Все были веселы, растрепаны и нагружены весoмыми покупками.

   Яна и Грицко особенно удивили меня. Грицко бережно держал на руках, как младенца, маленького розового поросенка, а Яна принесла в корзине хрустального лебедя с позoлоченной короной. Никто не понимал, зачем ей понадобилась бесполезная в кочевой жизни статуэтка, но все признавали, что лебедь неoбычайно красив. Его искусно выточенные перья радужно переливались на свету. Он как будто готовился расправить крылья и взлететь.

   Все мы провинились перед Людмилой. Каждый прятал глаза и не спешил признаваться в содеянном.

   – Убери от меня мерзкую грязную тварь, - Моня отскочила от нарочно приблизившегося к ней Грицко.

   – Дак он тибя чище, балда чумазая, – рассмеялся Грицко, почесывая поросенка за ухoм.

   – Нет, правда... Закусай его, Чалый. Животину не мучай, – Фома обеспокоился судьбой поросенка.

   – Да кто ж его мучает? – усмехнулся Γрицко. - А съисть я его не съим. Я его буду растить и откармливать до следующей осени. Це ж подарок земляков. Единая моя отрада. Я его Тараской в честь батьки нарек.

   Моня расстроенно зашипела, спрятавшись за мою спину.

   – Чалый,ты верно горилки нанюхался, аль смолы осиновой нализался, - прогремела Людмила. - Нас самих к следующей осени кто откормил бы, а ты надумал развести возню с поросем.

   Фома захохотал и присел на корточки.

   – А ты что ржешь мерином? – Людмила уделила толику гнева и ему. – Авось, учинил на базаре лихое. Не утаивай! Молви как было.

   – Ой! Ха-ха-ха! – Фома прикрыл зарумянившееся лицо. – Вот умора! Привезет мужик в Ярославль сушеную рябую девку посеред сушеных лещей на возу!

   Людмила сделала глубокий вдох, расправила плечи и повернулась к Ахтымбану: