Узники Кунгельва

Юра злился, так, как не злился ещё никогда. Разорвал на клочки пачку вишнёвых «Кисс» с оставшимися сигаретами и разбросал по дивану. Достал их холодильника бутылку пива и пил прямо из горла, поглядывая на дверь — пусть первое, что она увидит, когда войдёт, будет то, как двигается его кадык. Но первую бутылку он допил прежде, чем она пришла. И вторую тоже. Повторить, против обыкновения, не хотелось. Он сидел с пустотой внутри и распухшим животом, положив очки на колени и потирая глаза. Алёна зашла, тихо разувшись, сняв и перебросив через руку пальто, поставила на стол клетку с птицей, дорогой трофей, который непутёвый отец семейства привёз в подарок своим дочерям. Упала в кресло. Повисла гнетущая тишина. Многое нужно было сказать, но никто не торопился быть первым.

Потом возник этот шум. Точнее, возник-то он давно, но по-настоящему действовать на нервы начал только сейчас.

— Это Марина, — сказала Алёна. — Марина и Слава. Они…

Ого, у наших голубков тоже есть проблемы, — подумал Юра, вдруг успокоившись. Одна из бутылок, стоящих возле его ног, упала, и он принялся катать её по полу босой ступнёй. — Что ж, нужно привыкнуть. Возможно, это покажется сухой, высокопарной истиной, озвученной уже тысячи раз, но семейная жизнь без драм невозможна. Чувство, когда партнёра хочется задушить на месте, в сотни раз сильнее любви, это как вспышка фотокамеры рядом с ровным, мягким сиянием звёзд. Благодаря этой вспышке, этому прыжку в бездну, чувствуешь себя человеком, а не просто персонажем старой, забытой всеми поэмы.

Юрий не планировал весь день сидеть как истукан, он намеривался что-то делать. Раздуть огонь, как спели бы в старой песне. Сказать что-то резкое. У неё, конечно, уже готов цементный раствор и рыжие кирпичи, Алёна примется за работу по возведению стены сразу, как он откроет рот, но Хорь пообещал себе: он будет быстрее, напористее, он превратит свой язык в таран, который не оставит от её баррикад камня на камне.

Крики вдруг усилились, переместившись в коридор. Хлопнула дверь, да так, что со стола с мягким стуком свалился рулон салфеток. Женский голос дребезжал как старая пила. «Я никогда не просила тебя…», — вот что расслышал Юра. Потом всё слилось в неразборчивый шум; раздался такой грохот, что они подпрыгнули на месте. Молодой учитель почувствовал, что внутри него что-то разбилось. Склянка с водой, да. Она затушила огонь — до поры до времени.

Хватаясь друг за друга, они выскочили в коридор, пропустив нескольких человек из фойе, также спешащих на звук. Среди них была Саша. В правой её руке дымился утюг, провод которого был переброшен через шею. Обернувшись, в конце коридора Юра увидел стоящие в ряд кружки с кофе, разложенную на гладильной доске одежду, а ещё — тазик воды и электробритву. Всё вместе это напоминало страшилку, в которой обитатели небольшого городка внезапно исчезают, оставляя после себя недоеденный обед и включенные бытовые приборы. Как по хлопку в ладоши.

Возле лестницы собралась толпа. Все были необычно тихими. Супруги тянули шеи.

— Пропустите-ка.

Грузный мужчина лет пятидесяти раздвинул перед собой онемевших постояльцев. Юрий несколько раз видел его в коридоре, и один раз — курящим возле входа в отель. «Не найдётся ли у вас тридцати рублей?» — спросил он тогда, оценивающе взглянув на Хоря, и тот, подивившись несоответствию импозантности лица мужчины и вопроса, отдал ему целых пятьдесят.

Взяв за плечи, словно игрушечного солдатика, здоровяк отодвинул Славу, пробурчав: «Не нужно тебе туда смотреть», спустился по лестнице. Несмотря на внушительные габариты, шаги его были мягкими, как у кошки, ступени, которые скрипели под ногами почти у каждого, не издали ни звука, будто обрели вторую молодость. Мужчина опустился на корточки возле тела; толпа, слегка осмелев, подалась вперёд, и супруги наконец увидели, что падение с лестницы не кончилось для Марины ничем хорошим. По короткому взгляду, которым мужчина удостоил зрителей, Юрий понял: он знал с самого начала. Знал, что её уже не спасти.

— Вызовите скорую, — сказал Слава не своим, хриплым голосом. Как от взрыва петарды посреди церковной службы, от него шарахнулись все, включая Алёнку. Юра не шевелился; он как зачарованный смотрел на распростёртое внизу тело. Шикарные чёрные волосы разметались, укрывая лицо и шею, простое белое платье выглядело сугробом, из которого торчали ноги, обутые в синие туфли на низком каблуке. Одна туфля почти слетела и болталась исключительно на большом пальце.

— Прости, сынок, — покачал головой мужчина. Он был в старом пиджаке и просаленной жёлтой рубашке — словно сошёл с экранов телевизоров, прямиком из американских фильмов пятидесятых. Юрий назвал его про себя «мистер Бабочка», за несуразную синюю бабочку, которая таилась в загибах воротника. — Никакая скорая ей уже не поможет. Хотя, конечно, вызвать нужно. Для порядка.

Он обвёл глазами присутствующих.

— Что здесь произошло?