Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия

Предрасположенность к подозрительности и ви́дению везде заговоров и скрытого влияния проистекает из чувствительности индивидуума к ситуациям, когда он оказывается обманут другими членами своей группы или «чужаками» и является ее развитием. Обратная сторона этой чувствительности – всеобщая склонность к обману по отношению к другим людям, которая может выражаться как в весьма невинных формах подшучивания или розыгрышей, так и в прямом мошенничестве, лжи и заговорах.

Так как на всех членах подозрительной группы уже стои́т печать одновременно злонамеренных и могущественных, на их действия очень удобно списывать все нежелательные политические и экономические события. Вместо того чтобы рассматривать экономические и политические неурядицы как следствие неэффективности существующей системы, доминирующая группа объясняет их саботажем со стороны «целевой группы» – пресловутого меньшинства. А когда его образ окончательно искажен нужным образом, правящая группировка устанавливает над ним контроль и превращает членов стигматизированной группы в заложников государства.

Идеи о контроле над окружающими со стороны злонамеренных групп имеют место и в бреду у параноидных пациентов. Хотя отождествление наполненных враждебностью установок политической группы с патологическими порождениями больного сознания пациентов психотерапевтов или даже психиатрических клиник будет ошибкой. Их сходство предполагает наличие у человека склонности везде видеть заговоры и интриги, даже когда они в действительности не существуют. Подобные наблюдения закладывают основу концепции «параноидального стиля»[185] или параноидального взгляда на мир у политических групп и целых наций.

Очевидно, что сами по себе обвинения в адрес членов гонимой группы в злонамеренном поведении не ведут к массовым убийствам. Люди не участвуют в организованных убийствах, какими бы сильными ни были у них к этому позывы, если они не чувствуют полную оправданность этих актов в данный момент. Обычно такие позывы и связанное с ними поведение сдерживаются моральным кодексом, чувством эмпатии к предполагаемой жертве и страхом наказания.

Снятие моральных ограничений по отношению к акту убийства может быть разъяснено при изучении системы убеждений у членов уличных банд. «Освобождение» от моральных ограничений и у малолетних преступников, и у террористов, широко изученное Альбертом Бандурой и другими исследователями, частично основывается на их способности и готовности рассматривать свои деструктивные действия как оправданные, а своих жертв – как злодеев[186]. Так они заглушают чувство личной ответственности, перекладывая его на всю группу или ее лидера. Наконец, «расчеловечивая» жертв, они могут полностью изгнать из себя любую эмпатию по отношению к ним, которая в противном случае может сохраняться. Аналогично идеологические установки, оправданность, снятие с себя ответственности и перекладывание ее на других, дегуманизация жертв во время террористического акта или при гонениях на них предполагают, что индивидуум должен быть в состоянии приостановить действие своего морального кодекса или пересмотреть его – независимо от того, санкционировано или запрещено такое деструктивное поведение государством.

Холокост

Холокост – наиболее широко и глубоко изученный трансцендентальный, или идеологический, геноцид. Хотя эта катастрофа во многих аспектах является уникальной, психология тех, кто ее непосредственно творил, и тех, кто за ней – не вмешиваясь – наблюдал, а также тех, кто был ее лидерами и руководителями, может прояснить основные характерные черты, присущие массовым убийствам в целом. Многие исследователи описывали холокост как «высшее зло» и размышляли, личности какого типа оказались замешаны в преступлениях против человечности[187]. Простое навешивание ярлыка «вселенское зло» в качестве объяснения действий нацистов и тех, кто их поддерживал, мало дает для понимания того, что творилось в их головах, образе мыслей и поведении. В сознании самих нацистских преступников и относительно пассивных участников злодеяний евреи как раз являлись «вселенским злом», которое следовало ликвидировать.

Те, кто осуществлял депортацию в концлагеря, перемещая жертвы по цепочке от дома к газовой камере, не чувствовали себя пособниками зла. Очень многие искренне верили, что делают правое дело. Уверенность в собственной правоте распространялась и на полицию, которая выискивала и задерживала евреев; и на персонал, перевозивший их в поездах; и на охранников, загонявших их как скот за колючую проволоку концентрационных лагерей. Евреи рассматривались как моральные дегенераты, тянущие руки к мировому господству и уродующие культуру. Нацистские преступники и их пособники твердо верили, что «зловредная природа» евреев была всепроникающей, поэтому, чтобы защитить себя и свою цивилизацию, их нужно истребить всех до одного – мужчин, женщин, детей. Пока в живых остается хотя бы один представитель «дьявольской расы», сохраняется опасность[188].