Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия

Хотя развязывание войны, по словам Карла фон Клаузевица, кажется «просто продолжением политики, только другими средствами», соотношения предполагаемых преимуществ и вреда, прибылей и убытков часто видятся в искаженном свете[233]. Какими бы ни были предполагаемые выгоды, их цена, оплаченная человеческими жизнями и страданиями, является настолько непомерной, что большинство войн становятся катастрофическими даже для победителей. В двадцатом веке более сотни миллионов жизней было принесено в жертву на алтарь войны. Интересно отметить, что в этот период страны, являвшиеся инициаторами войн, как правило, их и проигрывали[234].

Некоторые исследователи предполагают, что стремление «повоевать» является естественным и проистекающим из глубоко лежащих в человеческой психике дефектов, предположительно генетически передаваемых нам от древних предков[235]. Популярная в 1960-х – 1970-х годах теория рассматривала войну как выражение сути Человека-Хищника[236]. Ее авторы полагали, что, участвуя в военных действиях, люди просто выполняют свою генетически детерминированную программу, которая в доисторических условиях облегчала охоту. Более недавняя концепция – «Человека Преследуемого» – сосредоточивает внимание на факте уязвимости наших первобытных предков перед более крупными хищными животными[237]. Придерживающиеся ее исследователи говорят о детских страхах, связанных с дикими животными и всяческими монстрами, а также о ночных кошмарах и мифах, в которых действуют свирепые хищники, как о доказательствах проявлений тех первобытных страхов. Они считают, что наши предки разработали стратегии выживания, компенсировавшие их уязвимость перед львами, леопардами и другими подобными животными, как и стратегии охоты на хищных зверей.

Другой взгляд на войну

Учитывая, что стремление драться, а при определенных условиях – убивать, широко распространено, следует ли из этого, что существует конкретная мотивация для войны? Как указывали многие авторы, не враждебные агрессивные чувства вызывают войны, а сами войны вызывают враждебные агрессивные чувства: стремление убивать, истязать, уничтожать дома, заводы и фермы[238]. Как только государственные лидеры объявляют, что война неминуема, у населения пробуждается жажда борьбы. Заражение массового сознания идеей борьбы с врагом происходит очень быстро – даже в случаях, когда политические лидеры могут оставаться относительно объективно мыслящими, либо холодно оценивающими последствия, или даже будучи парализованы страхами последствий[239]. В начале европейских войн и XIX, и XX веков огромные толпы выходили на улицы городов, скандируя: «На Берлин!» (или «На Париж!», любую другую столицу государства, рассматриваемого в качестве противника)[240].

Необязательно рассматривать убийство или разжигание войны как зависящие от некоего унаследованного образа мышления. Современный взгляд на подстрекательство к войне исключает понятие унаследованного инстинкта войны. Естественный отбор предоставил материальные средства для осуществления враждебных и агрессивных проявлений – тело и мозг человека – и обусловленный культурными особенностями выбор моделей насильственных проявлений в отношениях между группами[241]. В мире, где царствует анархия, существует весьма практическая выгода от убийств или присоединения к другим группам. В обществе беззакония, например на американском Диком Западе XIX века, формировались вооруженные отряды для борьбы с грабителями банков. Ковбои перестрелками разрешали свои споры, а владельцы ранчо выслеживали и убивали угонщиков скота. Замешанные на убийстве методы были средствами достижения целей: осуществления приобретений, мести или наказания. Насаждение законов и порядка положило конец такому поведению.

Вплоть до учреждения Организации Объединенных Наций не существовало никакого более-менее значимого инструмента, препятствующего вооруженным конфликтам между нациями, которые разрешались убийством достаточного количества врагов и истощением их ресурсов, что удерживало от продолжения военных действий. Если в гонке вооружений захватывает лидерство какое-то одно племя или нация, его соседи вынуждены пытаться наверстать упущенное, чтобы защитить себя. «Дилемма безопасности» предрасполагает лидеров государств оценивать (часто преувеличенно) поведение перевооружающегося соседа как недоброжелательное и побуждает их готовиться к защите собственной страны. В противном случае они рискуют оказаться застигнутыми врасплох. Если государства будут отвечать на угрозы или реальную агрессию «непротивлением», они просуществуют недолго. С другой стороны, чрезмерно острая реакция на поведение соседа может спровоцировать вооруженный конфликт.