Узники Страха

В самом деле:
Разве только затем
Чтоб не видеть неделями света,
Чтоб всю жизнь под землей
Спину гнуть, быть рабом безответным?
Чтоб дрожать день и ночь
В вечном страхе в зловонном жилище
И мечтать лишь о том,
Чтобы было достаточно пищи?
Или лишь для того,
Чтоб дать жизнь своим детям и внукам?
Завещать им свой страх
И обречь на такую же муку?

Здесь, под землей, при свете чадящих чашек с жиром, среди разбросанных остатков пищи и луж разлитого борджо, эти слова жгли как раскаленные уголья, заставляли людей снова и снова почувствовать всю пустоту и никчемность их существования.

Но гимн не только раскрывал глаза на это беспросветное прозябание под землей. Он звал эрхорниотов на борьбу за новую жизнь, звал к свету, к красоте, к знаниям, утверждал их право на радость, на истинное человеческое счастье. И как раскаты грома очистительной грозы звучали для них заключительные куплеты песни:

Нет, коль ты человек,
Жизнь должна доставлять тебе радость
И дарить красоту:
Только в ней скрыта высшая сладость
И коль ты человек,
Должен ты не терпеть, а бороться
И суметь победить,
Если даже погибнуть придется.
Должен сам строить жизнь,
Делать ярче ее и полнее,
Все узнать, все постичь,
Чтоб уверенней стать и мудрее.
Чтоб всегда над тобой
Голубели небесные дали,
Чтоб исчезли навек
Страх, нужда и любые печали,
Чтобы стал ты творцом
И свободным хозяином жизни,
А не жалким рабом
В умирающей нищей общине!

Артем в последний раз ударил по струнам и с минуту молчал, прикрыв глаза рукою и словно забыв о своих слушателях. Ни звука не пронеслось в наступившей тишине. Люди сидели, не шевелясь, не смея поднять на него глаз. А он отложил комизо в сторону и тихо сказал:

— А теперь я хотел бы поделиться с вами большим горем. Многие, наверное, не знают еще, что вчера в полдень погибла одна из ваших соотечественниц, моя жена и друг, ваша законная Мудрейшая О-Стелли…

— Как? Что? Еще одна смерть? — глухим ропотом пронеслось по подземелью.

— Нет, она не умерла. Ее убили. Убили ни за что, просто так. Толпа снова загудела. Послышались недоуменные возгласы.

— Но это еще не все, — поднял руку Артем. — Мудрейший из Мудрейших, почтенный старец О-Брайн, которого вы похоронили вчера, тоже умер не своей смертью. Его также убили. Те же самые люди. Те изверги, от рук которых погибли многие из ваших родных и близких — кто из вас не видел их страшного клейма в виде трех ножей и молнии. Кто забыл, как совсем недавно нашли в лесу под этим клеймом труп молодой женщины, убитой лишь за то, что она отказалась иметь ребенка. Но в убийстве О-Стелли и О-Брайна повинен и еще один человек. Имя этого человека…

Толпа замерла. Артем чуть помедлил. Затем твердо закончил:

— Имя этого человека — О-Гейм.

— Этого не может быть! Тут что-то не то! — снова понеслось по подземелью.

— Чего не то? Кто сказал «не то»? — раздалось из дальнего конца тоннеля. — Все было именно так. Это я вам говорю, О-Понс. И я каюсь перед вами, люди! Я знал о готовящемся убийстве и ничего не сделал, чтобы этого не произошло. Да разве только О-Брайн…

— Да, не только О-Брайн, — снова заговорил Артем. — Кое-кто из вас знает, наверное, что не далее как вчера, он убил всеми нами уважаемую тетушку О-Горди. А помните, как недавно скоропостижно скончался надсмотрщик О-Питт? Знайте же, что его тоже убил О-Гейм. Убил за то, что тот не смог еще тогда расправиться с О-Брайном.

— Да что это такое? Что за зверь этот О-Гейм? — понеслось со всех сторон. — Убить своего преданнейшего надсмотрщика! Как рука поднялась?

— Так и поднялась, чтобы не проболтался случаем, — раздался голос О-Грилла. — О-Питт был моим другом. И я точно знаю, его убил О-Гейм. Сам придушил на кордоне Белый Грайворон. Только нельзя было сказать тогда об этом.

— Да, это так, друзья, — продолжил Артем. — Все эти выродки не останавливались ни перед чем. Так было всегда. А сегодня, вот только что, мы освободили из заточения дядюшку О-Гримма и еще нескольких уважаемых вами стариков, которым также грозила смерть. Возгласы в тоннеле превратились в сплошной рев. Все вскочили.

— Где они? Где эти убийцы? Пусть только покажутся народу! — неистовствовало большинство собравшихся, размахивая руками и все плотнее обступая Артема.