Узники Страха

Но так могло быть лишь в случае, если в камере уже кто-то есть. Неужели они успели затолкать туда какого-то несчастного? Или там скрывается сам О-Гейм? Это было бы самым резонным предположением, если бы рионато О-Брайна досталось ему. Но ведь им завладел О-Ганн, А что, если… Артем метнул быстрый взгляд на О-Штрунца и О-Нисса. Те инстинктивно прижали подбородки к груди. Не может быть! А все-таки…

— Ну-ка, ребята, пошарьте под тонкито у этих двух! — в кивнул он в сторону заметно насторожившихся Стражей.

— Есть! — тотчас отозвался О-Бирнс. — Такие же шарики. У обоих.

— Срывайте их! И давайте сюда.

«Но что же получается, — сразу пронеслось в голове у Артема. — Рионато здесь — символ высшей власти, несомненно, доставленный еще с „Наиры“, где распоряжаться ими мог только командир корабля. Выходит, эта сверхтайная служба Стражей была учреждена самим О-Стремом и сразу настолько засекречена, что для нее не нашлось места даже в Великом завете.

Ай да О-Стрем! Вот тебе и „один из лучших сынов Эрхорн“, как назвала его О-Стелли. Своего верховного правителя-душегуба он на борт корабля не взял. Но привез на Землю такую модель государственного устройства, какой позавидовали бы и фашисты. Стоит ли удивляться, что „элита“ Эрхорна привела планету к столь трагическому концу.

И не это ли явилось истоком конфликта, в результате которого экипаж „Наиры“ отказался последовать за своим командиром, а принял решение уйти с геоцентрической орбиты и покинуть систему Солнца. Не исключено, что у О-Стрема и на борту корабля имелось нечто подобное тайным Стражам, и, возможно, именно в момент десантирования передового отряда эрхорниотов на Землю экипаж разоблачил эту иезуитскую службу и, не желая больше мириться со столь уродливыми формами власти, а тем более служить под началом человека, намеревавшегося воссоздать такие формы и на чужой планете, решил избавиться от него, бросив фактически на произвол судьбы в отгороженной от всего мира котловине. Да, могло быть и так», — Артем передал рионато Стражей еще трем молодым эрхорниотам и вставил свой шарик в знакомое гнездо. Дверь раскрылась, и первое, что предстало перед их глазами в ярко освещенной камере ракетного корабля, был О-Гейм. Испуганный, растерянный, недоумевающий, он с ужасом смотрел на ввалившуюся в камеру толпу и, как загнанный зверь, пятился к шахте ракеты, беззвучно шевеля побелевшими губами.

Как он оказался здесь? Что заставило его уединиться в этом холодном; более чем неуютном помещении? Спесивое нежелание быть с простыми людьми или страх перед возможным возмездием? Об этом можно только гадать. Да и какое это имело теперь значение.

— Так вот где ты прячешься, самозванный Мудрейший из Мудрейших! — шагнул к нему Артем. — Думал, здесь тебя никто не найдет? Не бойся, я пальцем тебя не трону. Судить тебя будет вся община, весь народ. Оправдают твои преступления, сочтут, что ты достоин жить дальше, выйдешь отсюда. Не оправдают — останешься здесь. Вместе со своими сообщниками. На Земле и без вас достаточно зла. Планета устала от таких как вы. Не хватало еще, чтобы космос подбросил ей новой скверны. Ребята, снимите с него рионато. Так… Теперь свяжите руки. И привяжите всех четверых вот хоть к этим скобам: не поломали бы чего в лютой злобе. Вам еще жить да жить в вашем городе. А без здешней автоматики… Да, кстати, чуть не забыл люки-то пора разблокировать. — Он подошел к одной из панелей и, вставив в соответствующее гнездо свой рионато, как успела научить его О-Стелли, отжал до отказа нужный тумблер. — Все! Теперь выходим отсюда. Пошли, А пошли! Насмотритесь еще на эти чудеса. Завтра я расскажу, что все это значит. А сейчас надо еще с народом по говорить.

— Послушай, Артем, — тронул его за рукав О-Гримм, когда они поднимались с нижнего яруса подземелья. — Я бы не советовал тебе идти сейчас к людям. О-Гейм успел восстановить их против тебя, наговорить такого, что страшно было слушать, к тому же наобещал им всякой всячины. А народ у нас, сам знаешь, привык верить Мудрейшим. Как бы не получилось большой неприятности.

— Что же ты предлагаешь?

— Подожди денек-другой. Страсти улягутся. А мы, старики, тем временем помаленьку расскажем всем, что к чему. Главное — народ узнает, что О-Гейма и в живых уже нет. Тогда все само собой уладится.