Узница. 11 лет в холодном аду

Я стояла перед ней почти голая. Опять я стала сама собой — несчастная бедная девочка-камалари.

И тем не менее я никогда не забуду этот вечер. Классическую музыку, особенно «Скрипичные концерты» Моцарта, я люблю до сих пор. Если бы я была дочерью богатого человека, я могла бы брать уроки игры на скрипке и научиться извлекать из нее такие чудесные звуки. Если я смогу, то когда-нибудь куплю себе скрипку и научусь играть на ней.

ДНЕВНИКИ

Уже несколько месяцев я работала у Жестокой Мадам. Шестнадцать или восемнадцать часов в день я должна была находиться в ее полном распоряжении и мчаться к ней по первому зову. Я должна была просыпаться в четыре часа утра и наводить порядок в доме еще до того, как проснется Жестокая Мадам. Остальное время дня я стирала, гладила, готовила еду, подавала на стол и обслуживала госпожу.

Хотя у Жестокой Мадам была стиральная машина с центрифугой для сушки белья, как у многих богатых людей в Катманду, она заставляла меня стирать большинство ее одежды и белья вручную в прачечной внизу, в подвале. В качестве оправдания она говорила, что не доверяет стиральным машинам.

— Эта блузка из Сингапура, платье — из Японии, а брюки — из Испании. Я не хочу, чтобы эти вещи испортились.

Я выслушивала это почти каждый день. Она говорила, что ткани слишком нежные и их нужно стирать вручную. Но мне кажется, она боялась, что, когда ее не будет дома, у меня будет недостаточно ежедневной работы.

Часто она предлагала своей дочери, чтобы я постирала ее белье и белье ее детей, потому что считала служанок Сьюзи ленивыми и не совсем порядочными. Поэтому мне порой приходилось перестирывать целые горы.

— По крайней мере, тебе не будет скучно, — говорила она. Ее тревожило, что я могу быть недостаточно занята работой и мне в голову могут прийти глупые мысли.

Сьюзи и главным образом ее муж сочувствовали мне. Муж Сьюзи был вежливым и любезным человеком, хотя принадлежал к одной из богатейших семей страны. У него было совершенно другое отношение к домашним слугам. Он всегда убеждал свою жену, что ей следует поговорить со своей матерью. Она должна объяснить ей, что та должна лучше обращаться со мной, а самое главное — что должна хорошо платить мне. Мне он говорил, что это позор, что такая влиятельная и богатая женщина, как Жестокая Мадам, беспощадно эксплуатирует такую юную и беззащитную девочку, как я.

Поэтому Сьюзи каждый раз, когда я стирала белье или выполняла другую работу для нее, давала мне немного денег. Иногда пятьсот рупий, иногда триста, иногда двести [16].

При этом она всегда сообщала своей матери, что дала мне деньги. Может быть, она боялась, что я собираю деньги, чтобы убежать домой.

Жестокая Мадам каждый раз отбирала их у меня и говорила, что она отдаст мне эти деньги потом. Сейчас же они мне якобы не нужны. Всеми силами она старалась не допустить моего побега.

Я уже давно ничего не слышала о Зите. Лишь один раз мне удалось позвонить ей из дома Сьюзи. По той причине, что в доме Жестокой Мадам мне никогда не удавалось подобраться к телефону. Когда ее не было в доме, она всегда закрывала на ключ комнату, где стоял телефон. А в кухне телефона не было. Таким образом, когда я бывала у Сьюзи, я пыталась использовать возможность и позвонить Зите. Я делала это несколько раз, но мне не удавалось дозвониться до нее.

И все же один раз она наконец взяла трубку. Я всхлипнула и сказала:

— Зита, намаскар, это я, Урмила.

— Урмила, намаете, как хорошо, что я тебя слышу! Как у тебя дела? Почему ты никогда не звонишь мне?

Было так чудесно слышать голос Зиты! Учитывая мое одиночество у Жестокой Мадам, она казалась мне почти родственницей или подругой.

— Я сейчас у дочери моей махарани. Твоя тетка не разрешает мне звонить тебе. Дела мои не очень хороши. Тетка часто злится на меня и обращается со мной плохо. Она не выпускает меня из дома и до сих пор мне ничего не заплатила, — с трудом произнесла я.

— О, очень жаль, — сказала Зита, — но что я могу сделать? Давай так: я поговорю со своей теткой, чтобы она обращалась с тобой лучше и отдавала тебе все твои деньги. Хорошо?

— Да, хорошо, — заикаясь, ответила я, но усомнилась, хороша ли идея, что Зита будет говорить со своей теткой обо мне. — Как дела у Паийи и Мохана? Я очень скучаю по ним, — произнесла я, и мой голос осекся.

— У Паийи и Мохана все хорошо. Паийя старательно учится в школе, у Мохана все еще есть трудности с английским. Ему после обеда больше хочется играть на компьютере, чем учить новые слова. — Она еще немного поболтала со мной, как будто ничего не происходило. Словно мы только вчера попрощались с ней.

Я почувствовала, как во мне поднимается волна разочарования.

— Я больше не могу говорить, — сказала я и положила трубку. Глубокая печаль охватила меня. Я почувствовала себя бессильной, брошенной и бесконечно одинокой.

Два дня спустя Зита позвонила Жестокой Мадам. Я слышала, как та говорила по телефону. После того как моя махарани положила трубку, она позвала меня к себе и сказала:

— Садись.