Я знала, что буду. Я чувствовала себя выше и сильнее, словно выросла с тех пор, как вошла в библиотеку, а потому не колебалась и не медлила.
— Да. — Не воск, не воду, не кости и не зеркало. — Уджа, — сказала я.
На секунду я подумала, что он откажет: до сих пор он отказывал, говоря, что Уджа — совсем другое дело, и я еще не готова. На этот раз он резко кивнул.
— Знай, что это будет совсем не похоже на то, что ты видела раньше.
Я тоже кивнула, потому что он этого ждал.
— Хорошо. Подойди к Лаэдону и выбери, где будешь резать.
Направляясь к старику, за своей спиной я слышала Орло. Двери шкафа снова открылись, стукнула стеклянная крышка банки, посыпалось зерно. Я слышала эти звуки и собственное дыхание. Только Лаэдон был тих. Он стоял, как статуя, глядя поверх моей головы, притворяясь, будто меня нет. Я быстро посмотрела на его лицо, затем на одежду. Мне придется коснуться одежды, придется коснуться его кожи.
— Нет необходимости делать глубокий надрез, — сказал Орло, — и ты не должна. Это первый раз.
Я сглотнула. Моя левая рука сомкнулась на ткани, закрывавшей правую руку Лаэдона. Ткань была потрепанной, из нее выбивалось больше нитей, чем из верхних слоев. Материал был светлым, голубоватым, как и его глаза, с темными пятнами от еды. Я осторожно потянула рукав вверх, но нужно было действовать быстрее и решительнее: я прижала пальцы к его коже и тянула ткань до тех пор, пока она не оказалась выше локтя. Она осталась там, даже когда я его отпустила. Это было легко, потому что я не смотрела ему в лицо. Я повернула запястье Лаэдона, и вся его рука тоже повернулась — это была просто вещь, которую я держала. Несмотря на такую отстраненность, я думала: «Узор, прошу, пусть мне больше не придется никуда смотреть…» И я не смотрела. Я увидела нужное место и перевела взгляд на Орло. Он ждал, сунув руку в стеклянную банку, прижатую к бедру. Я кивнула, он зачерпнул зерна, присел и начал сыпать его перед собой.
— Больше всего Уджа любит рожь, — сказал он, поворачиваясь и разбрасывая зерно вокруг себя.
Только тогда я взглянула на Уджу. Она сидела на верхней ветке, прижав к телу крылья и клюв. Я не могла понять, открыты ее глаза или нет.
— Иди сюда, — Орло говорил мне, но послушался его Лаэдон. Он прошел мимо и остановился у края зернового круга. Я последовала за ним. Когда я оказалась рядом, он подвинулся и встал лицом ко мне.
Другим ключом Орло открыл клетку Уджи. (Странно, но мне никогда не хотелось ему рассказывать, что она выбирается оттуда сама. Какие предчувствия относительно своего Пути помогали мне держать рот на замке?) Она запрыгала с ветки на ветку и скользнула в открытую дверь. Переваливаясь, Уджа обошла зерновой круг и остановилась там, откуда начала путь. Подняла голову и, наконец, посмотрела прямо на меня.
«Она меня не знает», с ужасом подумала я, но спустя миг птица моргнула, и я поняла, что она помнит. Она готовилась, наполовину погружаясь в свой собственный Иной мир.
Все ждали только меня.
Рука Лаэдона была тяжелой, как ветка дерева. Он не сопротивлялся, но и не помогал. Я подняла ее, согнула и посмотрела на впадину на локте, где была зеленая выпуклая вена (невероятно толстая, хотя остальная рука казалась сделана из сухожилий и костей). Я подняла нож: рука дрожала, пока я не прислонила лезвие к вене. Во мне рождались сомнения: может, этого не следует делать сейчас, еще рано… Наши взгляды встретились. Он смотрел прямо на меня, как когда-то на кухне, как смотрел через окна и, быть может, откуда-то еще, о чем я даже не подозревала. Внезапно меня охватила злость. Эта злость была бесформенной и холодной, но больше я ничего не чувствовала. Я наклонила нож и вонзила лезвие в Лаэдона. Один укол, и я вытащила нож и уронила его, поскольку больше он не был нужен.
Потекла кровь. Сперва показалась одна большая капля; она росла, росла, а потом прорвалась, став тонкой неровной линией, которая распалась, ветвясь вдоль руки и пальцев. Капли одна за другой падали на зерно и скоро превратились в сплошной поток.
Я перевела взгляд с крови на птицу.
— Покажи мне. — Не знаю, как я это произнесла, и не знаю, почему, поскольку это было необязательно, однако слова казались верными. — Покажи мне, что его ждет.
Уджа пошла. Не как обычно, вразвалку, неловко покачиваясь. Теперь она исполняла танец, изящно поднимая ноги: ее крылья раскрывались, на миг она замирала, а потом мягко их складывала. Каждые несколько шагов она опускала голову и подбирала зерно. Все происходило очень быстро: путь создавался клювом, хвостом и когтями. Узор, обрамленный кровью.
Видение приходило постепенно. Я ожидала шока, скорости, ярких цветов, но долгие секунды не было вообще ничего. Со следов Уджи мои глаза переместились на капли крови Лаэдона, и предвкушение превратилось в нетерпением.