Узор из шрамов (ЛП)

Ничто, ползущее по стенам и по полу. Белизна, которая больше, чем отсутствие цвета; белизна, где нет образов, звуков и прикосновений. Она течет у моих ног, поднимается к коленям, и я вспоминаю мать, которую поглотил черный туман. Я исчезаю, и все это даже не обо мне — где Лаэдон? Где мальчик, которого я видела в своих прежних видениях? Где волки, орлы? В моих легких разрастаются и цепляются друг за друга ледяные кристаллы. Я пытаюсь поднять руки к груди. Руки здесь, я чувствую их, но они не движутся. Я тону в белизне. Здесь нет Пути, нет Узора, нет ничего ни впереди, ни сзади. Игранзи, думаю я, потому что она спасла меня, когда я потерялась в видении Ченн. Игранзи вытянула меня обратно, но здесь ее нет, как нет и самогоздесь. Белизна забивается в ноздри, в горло. Я умираю и никогда не увижу замка. Последняя попытка пошевелиться, но мои кости белые, голые и ничем не соединены. Беззвучный крик, и они рассыпаются.

Я задыхалась, лежа на полу лицом вниз. Мне было так больно, что я почти желала, чтобы ничтовернулось. Столько звуков: воркование Уджи, шорох зерен, стук дверцы шкафа — все это слишком близкое и большое, оно распухает в моей голове. Единственное, чего у меня нет, это зрения.

Орло поднял меня. Я чувствовала мышцы его рук, грудную клетку, и когда он произнес мое имя, я ощутила это внутри себя, как удар барабана. Он пах вином и солью. Он понес меня, и я подумала, что от этой качки меня стошнит, но этого не произошло. Он уложил меня в кровать, мучительно мягкую, мясистую, где я тонула. Я метнулась раз, другой, и он схватил меня за запястья. Его дыхание коснулось моего лица.

— Я ослепла, — прошептала или закричала я.

— Ненадолго. Вот, выпей. — Холодная глиняная посуда, вода льется внутрь, новое мучение. — А теперь спи. — Его руки и дыхание исчезли. Заскрипела кровать — он встал. — У тебя хорошо получилось, Нола.

«Хорошо? — подумала я. — Хорошо? Я ничего не видела, в буквальном смысле ничего, и теперь все мои кости переломаны, я слепа, как Лаэдон, но раз уж у меня получилось (а ты, конечно, в этом разбираешься), то ладно, я посплю»…

* * *

И я заснула. А на следующее утро у меня начались месячные.

Глава 12

Девушки в борделе говорили о них постоянно. «Это так ужасно. В начале у меня так болит голова, что аж тошнит». «Не ищи Махелли. Она в постели, пролежит еще пару дней. Хорошо хоть зелье сработало, а то она боялась, что не поможет». Или: " Я завернулась в горячую ткань, но боль так и не прошла». Я завидовала их общим жалобам, хотя боялась понять их. И я не ожидала, что мои месячные наступят так незаметно.

Конечно, меня отвлекали другие вещи. В голове пульсировало, мышцы болели, солнечный свет резал глаза, а вернувшееся зрение было мутным от слез. Лежа в постели, я сгибала пальцы и шевелила руками. Я осматривала комнату, стремясь увидеть как можно больше, хотя слепота была кратковременной. Все выглядело бледнее обычного, но волнистые черные линии исчезли, а цвета были правильными. «Может, худшее я проспала», думала я. В конце концов, сейчас был день, а Орло привел меня к Лаэдону после заката.

Я страшно проголодалась. У кровати стоял поднос; я увидела его, когда села, медленно и неуклюже, как старая развалина. Лимонад, рулет с изюмом, маринованная рыба. Рыба была невероятно вкусной — съев ее, я вылизала всю тарелку.

Еда меня взбодрила. Закончив, я посмотрела на листья и небеса. Окна были открыты, теплый ветер шевелил мои волосы и рукава рубашки. Немного внешнего мира, проникающего сквозь металлическую решетку.

«Лаэдон», подумала я. Теперь, когда есть больше не хотелось, и никакие неудобства не отвлекали, я все вспомнила. Это было как трогать синяк: вдоль края и к центру, чтобы понять, где болит. Сейчас, при свете солнца, я знала, что болеть должно. Игранзи никогда бы не позволила мне пролить кровь ради прорицания. Она бы рассказала о Видении на крови, только чтобы предостеречь. И все же, когда я вспомнила о ноже в своей руке и о том, как текла кровь Лаэдона, на моем лице возникла улыбка. (Мне даже в голову не пришло пойти и проверить, как он).