Узор из шрамов

Сегодня эти уроки-разговоры перемешались: я помню фрагменты, их цвета и текстуру, но по отдельности они не существуют. Один долгий разговор без перерыва, который тянулся все лето.

* * *

— Сколько в замке учеников-провидцев?

— После ухода Ченн осталось четверо.

— Сколько им лет?

— Десять, двенадцать, четырнадцать и восемнадцать. И прежде, чем ты спросишь, я отвечу: два мальчика и две девочки.

— А сколько учителей?

— Помимо меня, еще двое.

— А мастер Телдару, он учит?

— Иногда он посещает занятия, смотрит. Иногда что-нибудь говорит.

— Сколько ему лет?

— Ты сама должна это знать, Нола. Если ему было пять, когда он попал во дворец, если он служил королю Лоранделу четырнадцать лет, и если он служит королю Халдрину шестнадцать, то ему…

— … тридцать пять? Но это так мало, он такой…

— Да, да, легенда наделила его возрастом большим, чем на самом деле, и говорят, что он мудр не по годам…

— Ты злишься. Он тебе не нравится?

— Он мне очень нравится, но если ты не перестанешь задавать о нем вопросы, мне будет трудно сказать то же самое о тебе.

— Ты ревнуешь!

— Совсем немного. Мы с ним почти ровесники — и я не скажу, сколько мне лет. Я знаю его со времен нашей юности. Иногда сложно быть рядом с таким величием и не обладать ничем подобным. Но хватит об этом. Скоро ты его увидишь и получишь все ответы, какие тебе нужны. А до тех пор ты моя.

* * *

— А король?

— Мы говорили о характеристиках вина. Причем здесь король?

— Он должен быть ровесником Телдару, и твоим. Ты хорошо его знаешь? Они с Телдару должны быть как братья…

— Да, они вместе росли, но Телдару на несколько лет старше, и король доверяет ему свою жизнь. Оба они невероятно симпатичные, хотя я еще симпатичнее, и они страшно мне завидуют. Этого вам достаточно, госпожа Чересчур Любопытная Провидица?

В тот день он впервые привел в дом своего пса Борла. Помню, что Борл выпрыгнул из кустов за спиной Орло, когда тот сказал «госпожа Чересчур Любопытная». Он уронил к ногам Орло кролика и замер в ожидании; его гладкие бока ходили вверх-вниз, а язык свисал из пасти, открывавшей пятнистые коричнево-розовые десны. Я попятилась — мне никогда не нравились собаки.

Кролик был маленький, коричневый и все еще дрожал. Орло хмыкнул:

— Он притворяется мягким, принося их живыми. — Собаке он сказал:

— Молодец!

Борл заскулил и опустил в траву длинную узкую морду.

Орло поднял кролика, свернул ему шею, и я услышала хруст. Я много раз видела, как это делают Рудикол и Бардрем, и не вздрагивала, но сейчас все было иначе. Когда шея кролика сломалась, у меня перехватило дыхание.

Орло взглянул на меня.

— Ах, Нола… такая мягкосердечная. Ты будешь радоваться таланту Борла, когда отведаешь кроличьего рагу. Впрочем, для этого нам понадобится повар. Я могу сделать суп и хлеб, но рагу… — Он встал, задумчиво глядя на тени деревьев. — Повар, — вновь повторил он.

На следующий день он привел Лаэдона. Разговоры кончились, начались дела.

* * *

Поначалу я была в восторге.

— Есть кое-кто, с кем ты должна познакомиться, — сказал Орло. — Он будет готовить тебе настоящую еду и поможет с уроками.

Я выбралась из своего любимого библиотечного кресла. Целый месяц я садилась в кресло, похожее на трон, и хотя меня никто не видел, из-за его великолепия я чувствовала себя немного глупо. Впрочем, не так давно я пересела в другое, низкое и круглое, сплетенное из толстых стеблей тростника — странная вещь, которая казалась привезенной из другой страны. Однако на его сиденье лежала глубокая мягкая подушка, и я дремала в нем не меньше, чем читала.

— Что? — Я закрыла книгу — тонкий том о прорицании с помощью воробьиных костей, распространенном во времена правления Мальчика-Короля. «Здесь появился кто-то еще, — подумала я, и за этой мыслью устремились другие. — Мы больше не будем одни, как жаль… нет, не жаль, мне здесь одиноко, когда его нет… помощник и повар; Узор и Путь могли привести Бардрема…»

На кухне пахло кипящим вином, мясом и ароматным бульоном. Стол был уставлен тарелками, на которых лежали овощи и кости. Теперь это было похоже на кухню и также пахло. В последний раз я подумала «Бардрем» и услышала, как Орло произносит:

— Лаэдон.

Из теней в дальнем конце кухни, шаркая ногами, вышел старик. Вероятно, старик: на нем было столько одежды, столько разноцветных тряпок, что его тело казалось бесформенным. На голову была натянута плотная кожаная шапка, из-под которой выбивались пряди желтоватых волос, свисая на покрытые щетиной впалые щеки. Его глаза были голубыми, подернутыми белой пленкой, и бесцельно блуждали по кухне.

— Лаэдон нас слышит, — сказал Орло. — Правда, Лаэдон? Но он немой уже много лет, а слепой еще дольше.

— И он может готовить? — спросила я. Голова Лаэдона дернулась, что могло означать кивок, и я попятилась, как от собаки, которая лежала перед очагом и грызла кость, похожую на маленький череп.

Орло подошел к железному котлу над огнем.

— Может. Взгляни сама.

Я последовала за ним, и глаза старика проследили за мной или за звуком моих шагов. Орло поднял деревянную ложку, и я попробовала то, что в ней было.