— Я признателен за такой интерес, но советую хорошенько подумать, потому что татуировка останется с вами на всю жизнь. Да и родные могут остаться не в восторге.
— Я приду, — кивает. — Я решилась.
Мне надоел этот цирк. Шутка, начатая Роджером, явно затянулась.
— Так, Маша, мой друг немного не в себе, потому вы его не слушайте. — Сбрасываю её руку со своего плеча, потому что неприятны навязчивые касания. — Я вам так просто, от чистого сердца картину подарю, хорошо? Ещё и автограф оставлю. Но сейчас я немного занят, до свидания, Маша.
Одно желание: смыться отсюда и поскорее.
— Уже уходите? — В голосе странная грусть, от которой не по себе немного. — А к вам можно присоединиться?
Роджер крякает, смешок пытаясь задавить, от чего краснеет и осушает стакан с виски.
Только открываю рот, чтобы отшить приставучую Машу помягче, как вдруг рядом возникает Полина.
— Вечер добрый, — улыбается Поля и сжимает мой локоть. — Беседуете?
Она улыбается, кажется приветливой, но по тому как вцепилась в мою руку понимаю: она на взводе. Вот только женских драк не хватало.
— А мы уже обратно собирались, — говорит Роджер и, обойдя нас по длинной дуге, отрезает от Маши.
— Полька, пошли обратно. — Ася кидает на меня взгляд, полный скрытой ярости, от чего почти смешно.
— Это же она? — спрашивает Поля, когда увожу её в боковой коридор, где на удивление пустынно.
Полина опирается на стену спиной и скрещивает руки, закрываясь. Она ревнует — видно невооружённым глазом, и это бесит безмерно. До такой степени, что кулаки сами собой сжимаются. Чёртова Маша! Надо было ей здесь оказаться именно сегодня, когда и так проблем выше крыши.
— Ну, определённо она женского пола, хоть я и не проверял.
Стою напротив, и нас разделяет лишь узкое пространство коридора. Протяни я руку, смело смогу дотянуться, но не тороплюсь — пусть попыхтит, выговорится, если всё накопленное внутри закипело и наружу просится.
— Ты же говорил, что она случайная знакомая и ничего вас не связывает. — Смотрит на меня, распахнув глаза, а я будто тону в синих омутах и единственное чего хочу — впиться в карамельные губы, оттащить в дальний кабинет и доказать, что никого, кроме неё мне не нужно. — Соврал?
— Нет, не соврал. Я её сегодня второй раз в жизни видел.
— Так какого хрена она за руку тебя хватала? — пылит, слова выплёвывает, обнимая себя за плечи. А потом вскидывает на меня взгляд больной лани, и, всхлипнув, говорит: — Я еле содержалась, понимаешь? Убить её хотела…
От этого у меня башню напрочь срывает. Делаю шаг, подбородок её приподнимаю, а телом к стене прижимаю. Поля в моей власти, сейчас ей не деться никуда.
— Ты снова ревнуешь, — говорю, а спазм горло сжимает. — Я люблю тебя, моя Поля. Я весь твой — бери. Но не ревнуй, пожалуйста.
— Извини, Паша, я не знаю… Что нашло на меня? Увидела её рядом, не выдержала. Я такая дура.
Прижимаю её к себе, почти рёбра ломаю, а внутри такой пожар бушует, потому что только сейчас окончательно понял: любит. Пусть говорила уже, и сделала многое, пусть и невольно, чтобы доказать, но почему-то именно в этот момент осознание шарахает по башке молотом Тора.
— Твою Асю Роджер пока развлечёт, — говорю, покрывая её лицо лихорадочными поцелуями. Пусть для этого почти дугой выгнуться приходится, но начхать. — Ты нужна мне вот прямо сейчас, остальное на хрен.
Полина смеётся, когда тащу её вдоль коридора, к дальнему кабинету. Распахиваю чёрную дверь, вталкиваю Полю комнату и запираю изнутри, потому что убить способен, помешай нам кто-то сейчас.
— Сумасшедший, — выдыхает, когда замок щёлкает, а я делаю шаг к ней. Всего один, но этого достаточно, чтобы лицом в грудь мне упёрлась.
Зарываюсь пальцами в волосы, массирую затылок, продляя муку, хотя это почти невозможно. Но не хочу набрасываться как дикарь. Нет, сегодня хочу, чтобы каждое прикосновение, каждый поцелуй мой почувствовала.
— Вообще-то я вменяемым был, пока с тобой не познакомился.
Поля отвечает тихим смехом, когда провожу пальцами вдоль линии скул, подбородка, ниже спускаюсь, достигнув ворота футболки. Ещё чуть ниже, и Поля всхлипывает, когда свозь ткань чувствую как грудь напряглась. Сжимаю ладонью податливую плоть, а дыхание сбивается. Уже и сам почти не дышу, когда футболка на пол летит, а сквозь ажурное нежно-розовое кружево вижу, как напряглись тёмно-вишнёвые соски. Чёрт возьми, сейчас точно инсульт разобьёт.
— Ты лучшее, что могло со мной случиться.
— Паша…
Не даю сказать ещё что-то, накрываю губы своими, и языки сплетаются в причудливом танце, и будто искры вокруг летят, и кислород заканчивается. Но, когда целую её, когда так отзывчива любому прикосновению кажется, что дышать-то мне и незачем.