На ней снова надеты эти ужасные шмотки, в которых даже глубокие пенсионерки считают неприличным расхаживать. Тёмно-бордовая кофточка с воротом до подбородка, юбка на этот раз до самых пяток и тяжёлые ботинки. Не удивлюсь, если на ногах — вязаные чулки.
— Спасибо, — киваю, снова отходя к стойке администратора, чтобы хоть чем-то занять руки, глаза и мысли. — Кстати, вот картины, все перед вами, выбирайте любую. Подарю, как и обещал.
Маша посылает мне улыбку, ставит пакет на столик возле дивана и принимается расхаживать от стены к стене, рассматривая полотна и периодически ахая, охая и осыпая меня комплиментами с ног до головы. Кем я только по её словам не являюсь: и гением, и непризнанным творцом, и посланником бога и его правой дланью. Даже реинкарнацией Гойи обозвала. Смотрю на Машу искоса, спрятавшись за документами, и перед глазами стоит Полина, когда молча картины рассматривала, а в глазах чистый восторг плескался. Маша другая — она усиленно изображает интерес. Именно, что изображает. Не понимаю, за каким чёртом ей нужно это всё, хотя смутная догадка и копошится в бритом черепе. Неужели понравиться стремится? В невесты, что ли, набивается? Смех да и только…
— Вот эта мне нравится, — заявляет, указывая пальцем на графический портрет мотоциклиста. И почему я не сомневался, что выберет именно его? И угадала же, что это автопортрет, хоть я всеми силами и старался, чтобы это было не так заметно. — Можно её?
— Можно, конечно.
Поднимаюсь и подхожу к стене, чтобы снять картину, а Маша дотрагивается до моего плеча.
— Я вот подумала… вино принесла, в общем. Оно хорошее, очень. Раз вы мне дарите картину, то, может быть, хоть так отблагодарю вас.
Докатился… бухлишком благодарят.
Бледные щёки становятся пунцовыми — я заметил, что она удивительно легко краснеет, только почему-то это не добавляет ей очарования, напротив.
— Спасибо, конечно, но нет. Во-первых, утро, а, во-вторых, работы ещё очень много.
— Понятно, — протягивает, бросая быстрый взгляд на оставленный на столике пакет. — Тогда с подругой вашей выпьете, когда захотите. Она красивая у вас очень.
— Хорошо.
— Я пошла тогда? — произносит, а в голосе такая тоска, что даже на секунду мне жаль её становится.
— Картину не забудьте, — протягиваю чёрную раму, а в душе такая жаба прыгает, давит и душит, хотя никогда свои каракули ни для кого не жалел, а тут что-то щёлкает, коррозирует, ломается.
Но обещание держать нужно, потому давлю в себе мелочные порывы и даже улыбнуться пытаюсь.
— О, спасибо, а то так бы и пошла, — смеётся, заправляет длинную прядь за ухо и идёт к выходу. Но перед самой дверью останавливается и произносит: — О татуировке я не шутила, кстати. Сделаю обязательно.
И выходит, а у меня стойкое чувство внутри, что вернётся ещё. Такие всегда возвращаются.
— Ого, какое вино у тебя водится, — восклицает Арчи, доставая тёмно-зелёную бутылку из бумажного пакета, о котором уже забыть успел, пока бумаги разгребал. Следом на свет появляется и вторая такая же. А Маша серьёзно была намерена бухнуть. — Не знал, что ты любитель красного полусладкого.
Арчи издаёт странный горловой звук и присвистывает.
— Что такое? — смотрю на его вытянувшееся от удивление лицо.
— Да оно стоит херову тучу денег. Презент от благодарного клиента?
Арчи ставит на стол бутылку и подходит ко мне. За последние месяцы он, кажется, стал ещё шире в плечах, и чёрная футболка с изображением мотоцикла на спине точно когда-нибудь треснет по швам.
— Нет, знакомая одна приволокла, выпить со мной хотела.
Арчи удивлённо заламывает светлую бровь, а в глазах миллионы незаданных вопросов.
— Знакомая? Не Полина, значит? — Нависает надо мной, обойдя стойку, а сам аж лопается от любопытства.
— Не Полина, — подтверждаю, отбросив в сторону бумаги. — Надо срочно покурить…
Арчи согласно кивает, и мы выходим через чёрный ход, где стоит деревянная лавочка, на которой так приятно пить поутру кофе, курить, пока работой не завалило.
— Так что там за знакомая такая? — Арчи нетерпеливо ёрзает, точно маленький, а ярко-зелёные глаза горят чистым любопытством. — Параллельно кого-то потрахиваешь, что ли?
— Придурок какой, посмотрите на него. — Закуриваю под смех друга. — Никого я не потрахиваю. Это вообще какая-то странная история, у меня в голове никак уложиться не может.
Арчи молчит, поигрывая связкой ключей, и ждёт дальнейших пояснений. Иногда он всё-таки может быть человеком. Когда рассказываю о странной Маше, он долго молчит, лишь курит, о чём-то размышляя.
— Хм… Втрескалась в тебя Машуля, не иначе. — Арчи выбрасывает окурок в урну и достаёт новую сигарету. — Не хочу тебя расстраивать, только это точно не последний раз, когда ты видишь её.
Он лишь подтверждает мои догадки, только от этого легче не становится.
— Ну и на кой чёрт мне любовь её нужна?
Арчи подкуривает и плечами пожимает.