Узурпатор

Кедрин нащупал руку Уинетт, и мир снова стал видимым. Тропа шла под уклон. Казалось, угольно-черная стена раскололась, обнажив белесую сердцевину.

Тем временем становилось все светлее. В чистом ледяном небе, среди пульсирующих звезд, поднималась полная луна. Ущелье закончилось. Снег по краям мерцал в ее сиянии. Лунную белизну снежных полей прочертили непроницаемо-черные тени деревьев.

— Дрова, — пробормотал Тепшен. — Костер.

— Хвала Госпоже, — шепнула Уинетт.

— Воистину, — эхом отозвался Кедрин. — Хвала Госпоже.

Они свернули с тропы и выехали на обширный склон, поросший кривыми соснами. Каменные стены Лозин больше не преграждали путь ветру, и ночь казалась еще холоднее. Рыхлые сугробы застывшими волнами сбегали по склону туда, где чернело бескрайнее море леса. Здесь Лозины подступали к самому сердцу Белтревана. Тепшен поднял руку. По сигналу кьо Кедрин и Уинетт остановились, и все трое замерли, пристально вглядываясь вдаль.

— Пока ночь, лучше держаться ближе к горам, — объявил кьо. — Потом взойдет солнце, и мы найдем дорогу.

Он пустил коня шагом. Луна еще освещала вершины, но опускалась все ниже. Пора было позаботиться о ночлеге.

Пробираться среди утесов было тяжело. Снег еще не успел слежаться, и лошади вязли в глубоких сугробах. Наконец удалось отыскать одиночную скалу, которая торчала из снега, как клык. У ее подножья образовалось что-то вроде воронки.

Путники остановились с подветренной стороны и спешились. Коней укрыли попонами, чтобы те не замерзли — иначе им грозила опасность пешком пробираться через эту глухомань. Потом Тепшен отправился собирать хворост и дрова. У Кедрина вновь появился повод проклинать свою слепоту. Вместо того, чтобы присоединиться к другу, он вынужден сидеть и праздно ждать, когда кьо бродит по колено в снегу. Кедрин сжал руку Сестры. По крайней мере, надо распаковать седельные сумки и посмотреть, что осталось из съестных припасов.

Осмотр оказался неутешительным. Вяленого мяса и хлеба хватило бы для однодневного перехода, также нашлось немного фруктов. Но для лошадей — ничего. Одеяла были нужнее лошадям, чем всадникам.

Оставалось лишь покрепче прижаться друг к другу. Они сидели, обнявшись, и прислушивались, как откуда-то доносится стук: Тепшен рубил дерево.

— Когда доберемся до леса, будет легче, — проговорил юноша. — Там можно найти укрытие понадежней… и поохотиться. И лошади найдут корм.

Уинетт придвинулась ближе, словно живое тепло тела проникало сквозь толстую одежду. Кедрин обнял ее за плечи. Так близко они были впервые с тех пор, как покинули Высокую Крепость.

— Еще далеко? — облачко пара, сорвавшись с ее губ, коснулось его кожи.

Кедрин взял ее за руку и стал вглядываться в ночь. Луна ярко освещала седые склоны, но оценить расстояние было трудно: снег и темнота искажали перспективу. Ни одна тропка не нарушала мерцающего сияния сугробов. Кедрин подозревал, что за холмами могут скрываться ущелья и сугробы, которые неизбежно замедлят их продвижение.

— Не знаю, — ответил он честно. — Но путь будет нелегкий.

Уинетт издала короткий звук — то ли вздох, то ли смешок:

— Я и не думала, что будет легко. У меня есть одно снадобье. От него становится теплее, но для лошадей оно не подходит… а без них мы пропали.

— Ты права, — согласился Кедрин.

— Но надежда все же есть.

Она произнесла это чуть слышно. Кедрин повернулся и взглянул ей в лицо. Оно светилось такой безусловной верой, что исчезали любые сомнения. Юноша кивнул и обнял ее еще крепче.

— Конечно. Рано сдаваться.

«Пока у меня есть ты». Кедрин был готов сказать это, но вспомнил свое обещание и прикусил язык. Довольно и того, что он может вот так держать ее в объятиях и наслаждаться этим удивительным чувством.

Скрипнул снег, и из-за скалы появился Тепшен, сгибаясь под тяжестью вязанки.

— Разводите костер, — проговорил он, сбрасывая хворост. — Сейчас принесу еще.

Снова пришлось разъединиться. Уинетт достала из седельной сумки трут. Руководствуясь ощущениями и подсказками Сестры, юноша принимал у нее ветки и ломал. Вскоре на пятачке, свободном от снега, вырос крошечный шалашик из сухих сучьев. Когда Тепшен вернулся с новой охапкой дров, костер уже разгорался. Кьо отлучался еще три раза, после чего объявил, что дров достаточно. В костер полетели несколько крупных веток, и скалу до самой вершины озарило яркое пламя. Каменная стена не давала ветру сносить теплый воздух, а вскоре и сама стала нагреваться. Тепшен достал котелок, растопил в нем снег и накрошил мяса, а Уинетт бросила туда щепотку трав. Они ели жадно: ужас и потрясение, пережитые совсем недавно, отняли не меньше сил, чем холод.

Наконец ужин был закончен.

— Одеяла придется оставить лошадям, — произнес кьо. — Но… — он смущенно посмотрел на Сестру: — поскольку мы лишились палаток…

— …Придется спать бок о бок, — закончила за него Уинетт. — Значит, будем согревать друг друга.

— Чтобы выжить, — кивнул Тепшен.