Узурпатор

— Но там и оружия может не оказаться. А у нас теперь каждый воин на счету, — размышлял Бурке. — Нет, надо все тщательно взвесить. Окончательное решение я оставляю за Элизабет.

Денни возмущенно уставился на него.

— Да ты что?! Позволить этой мистической дамочке диктовать нам стратегию?!

— Именно ей, — подтвердил Бэзил. — К твоему сведению, так всегда было и будет. Элизабет — главный человек в мире.

— Бедняжка! — вздохнул Луговой Жаворонок.

7

Элизабет снова приготовилась к спуску в бездну.

Щель была коварно узка, но в любую минуту могла разверзнуться и поглотить все, тогда как безумное суперэго искало избавления в смерти.

Дионкет и Крейн сцепили умы на манер шлюза, сдерживая мощный напор агонизирующего сознания. Твердая решимость целителей стоять до конца в какой-то мере объяснялась чувством вины, ибо они понимали, что эта злоба, эта жажда насилия коренится в их собственной расовой эволюции.

А еще они понимали, что грозящая им опасность сейчас как нельзя велика. Запас послушания Фелиции был на исходе. Ресурсы ее человечности, даже в лучшие моменты весьма скудные, трещали по швам в преддверии необратимых изменений, которые сулила мозговая коррекция. Такая перспектива пугала девушку, побуждая к самому активному противодействию.

Всякий раз, как Элизабет, проходя между Крейном и Дионкетом, спускалась в эту выгребную яму, оба целителя думали, что она больше не вернется. Если уж поверхностные уровни безумия пациентки оказывают столь яростное сопротивление метарасширенным умам, то какие же ужасы ожидают Великого Магистра в глубинах — особенно теперь, когда кризис так близок.

— У Фелиции дисфункция мозга почти в пятой степени, — предупреждал Дионкет. — Она балансирует на грани. Если катарсис не удастся, то она выпустит наружу психоэнергетический заряд такой силы, что от Черного Утеса камня на камне не останется. Тебе же известна ее мания вселенского разрушения. А если ты ее одолеешь, то вся агрессия может быть направлена внутрь, на самоуничтожение. Формально ты не достигнешь своей цели, но фактически это будет победа — победа над чудовищем.

— Я не могу нанести сознательный вред живому существу, — напомнила Элизабет, отдавая себе отчет в том, что теперь в ней говорят не столько старые запреты, сколько профессиональная гордость. — Я больше чем когда-либо верю, что сумею спасти ее. Я почти добралась до источника ее безумия.

Она показала им аномальную связь между конечностями и органами чувств, но гуманоиды не поняли ее, так как совершенно не разбирались в эволюционной психобиологии. Корректирующая техника тану была скорее искусством, чем наукой.

— Дай ей умереть, Элизабет, — просил Крейн. — Если ты будешь упорствовать, она просто уничтожит тебя. Хуже того — ты попадешь в ловушку психокреативных козней и станешь вечной пленницей ее гигантомании.

— Да, но взгляните, что будет, если Фелиция излечится… — Элизабет раскрывала перед ними потенциальные чудеса, которые могла бы творить маленькая белокурая богиня под опекой Великого Магистра. — Многоцветная Земля навсегда избавилась бы от войн, от угрозы со стороны мятежных изгнанников в Северной Америке… Положив ее несокрушимую принудительную силу на верную чашу весов, мы достигли бы гармонии, создали бы Единство в миниатюре между тану, фирвулагами, окольцованными и метаактивным человечеством!

Дионкет и Крейн посмотрели на нее с грустью и в страхе оттолкнули видение.

— В процессе твоей коррекции становится все яснее, что Фелиция хочет смерти.

— Будь она здорова, она бы выбрала жизнь. И миролюбие.

Улыбка лорда Целителя могла бы показаться циничной, если б в ней не сквозила древняя, испытанная временем мудрость.

— Неужто метапсихологи из Содружества научились очищать душу от греха?

— Нет, конечно, — отрезала Элизабет и замкнулась в себе.

Но молчаливый спор продолжался. Наконец она сказала:

— Мне еще не приходилось заниматься такой страшной работой. Приобщение Бреды к Единству было детской забавой по сравнению с этим. Но ведьмы уже близки к успеху! Что бы там ни было, я не могу бросить Фелицию на полдороге, не могу позволить ей умереть. Ее ум бесценен. Она обладает принудительными и творческими способностями в шестисотой степени и почти таким же психокинезом. Во всем Галактическом Содружестве не было более сильной личности.

— Фелиция никогда не достигнет того, что вы называете Единством, — заявил Дионкет. — Она — дитя, но безнадежно испорченное, извращенное. Самое настоящее чудовище. Ее родители… — Он покачал головой. — В моей практике такие случаи не встречались. Одной Тане ведомо, сколь грешно наше племя, но даже среди нас никто не позволял себе так надругаться над своим ребенком… причем без злого умысла, просто от скуки.

— Фелиция — не чудовище, — возразила Элизабет. — Уже не чудовище. Я открыла в ней кладезь душевности. Каждый раз, когда я спускаюсь в ее мозг, чтобы выкачать остатки желчи и вправить последние вывихи, она ведет себя все человечнее.

— Тогда почему она до сих пор боится? — спросил Дионкет. — Почему слабеет в своем желании пережить катарсис?