Узурпатор ниоткуда

Дэйв запер двери, бросил хозяйский взгляд на крылатую машину, и мы направились в сторону вокзала. «Лендровер» с инспектором немедленно вернулся, подъехал к нам, и чиновник, ставший очень даже любезным, сообщил, что если мы оставим трап снаружи, ему ночью непременно приделают ноги. Поэтому трап погрузили в машину, туда же посадили Толю, и «Лендровер», подняв тучу пыли, помчался к какому-то бараку близ вокзала.

— Посмотрите на конкурентов, — усмехнувшись, произнес командир.

Но я уже и сам давно приметил готовящийся к полету Як-40 с желто-голубым флажком на хвосте. Украинцы. В самолет, давясь, лезло несколько человек негров, причем каждый пер на себе багаж — в основном фрукты и кур в плетеных клетках. Вопли, ругань… Один чудак притащил на веревке козу. Украинец возле трапа с выражением неимоверной скорби на лице пытался ему объяснить, что с козой он его в самолет не пустит, а тот в ответ брызгал слюной: он, видите ли, летит на свадьбу, а коза — это калым, без которого свадьба может вообще не состояться. И вообще, что за наглость — меня, да еще в моей стране, учит порядкам залетный белый хам…

Пройти мимо было невозможно, и украинский летчик очень обрадовался смене обстановки. Мы быстро познакомились, выяснилось, что явную конкуренцию друг другу составлять не будем, потому что украинцы специализируются на пассажирах. Летчика звали Владом, он рассказал, что они летают по центральной Африке уже полтора года, зарабатывают неважно, но домой даже и не собираются пока. «Завтра вылетаете?.. Жаль, а то мы завтра вернемся, можно было бы погулять и всю эту «Бангуевку» на уши поставить…»

Главная улица «Бангуевки» брала свое начало у аэровокзала и называлась авеню Жискар д’Эстен. Я поразился ровному, почти без кочек и ям покрытию, но мне объяснили, что эта улица — не что иное как бывшая взлетная полоса. В свое время французы построили две таких полосы, но аборигены спустя несколько лет решили, что легко обойдутся одной.

Влад позвонил по мобильнику кому-то из приятелей, и возле стоянки «матату» — местных маршрутных такси — нас встретил украинец на ядовито-зеленого цвета древнем и громадном «Плимуте», наверное, шестидесятых годов выпуска. Водителя, здорово почерневшего под африканским солнцем, звали Сашей Короленко. Он тоже был рад видеть бывших соотечественников по соцлагерю и заявил, что без проблем разместит нас у себя, вернее, в доме, снятом украинской авиакомпанией.

Нас это устраивало как нельзя больше. Скоро появился Толя, мы погрузились в «Плимут» и под радостные вопли местных жителей (они вообще радовались почти всему, что только попадало в их поле зрения), двинули по улице имени французского лидера, поднимая клубы пыли и облака зловонного черного дыма.

На авеню Жискар д’Эстен стоило посмотреть хотя бы раз в жизни — таких улиц я больше не видел нигде. По ее обочинам росли развесистые пальмы, среди них прятались похожие то ли на сараи, то ли гаражи лачуги, увешанные рекламными щитами популярных сигарет и напитков. Ковбои Мальборо были черны словно ночь, также как и кока-кольные девицы.

Сами же аборигены имели кожу буквально всех негритянских оттенков — от розовато-коричневого до черно-серого. Удивляло, что практически все мужчины напоминали ярых приверженцев бодибилдинга, хотя и вели себя как праздношатающиеся лодыри. Безделье было написано даже на лицах дюжих оборванцев, торгующих вдоль дороги фруктами, сувенирами и всяким хламом. Впрочем, почти каждый из них, едва завидев наш экипаж, расплывался в белозубой улыбке, да принимался что-то счастливо орать, хватая свои цацки и потрясая ими в воздухе.

Все это нетрудно было рассмотреть, поскольку «Плимут» никак не мог разогнаться — старые аэродромные плиты скоро кончились, пошла довольно корявая бетонка, на которой тусовались куры и свиньи, похожие на диких бородавочников — африканских кабанов.

Впрочем, до центра города мы добрались достаточно быстро. Дорога стала чуть лучше, оборванцы исчезли, лачуги уступили место коттеджам и серым бетонным зданиям, насчитывающим по два-три этажа. К одному из них, стоящему метрах в семидесяти от шоссе, после поворота на грунтовку, и подъехал «Плимут».

— Ласкаво просимо до хаты! — провозгласил Саша. Литовцы все поняли, мы начали выгружаться.

«Хата» представляла собой двухэтажный особнячок с тремя офисными помещениями на первом этаже (здесь же в холле был устроен пищеблок), а второй этаж с четырьмя комнатами отвели для жилья. Саша сейчас остался в доме один, поскольку прочие пилоты разлетелись, а два офисных сотрудника свалились с симптомами неизвестной науке лихорадки, и их отправили болеть в какой-то институт в Уганде, финансируемый правительством Британии.

Удобства оказались во дворе, вернее, в очень симпатичном садике с большим бассейном и тропической растительностью. Если бы не насекомые и запах, доносящийся от удобств, лучшего места для отдыха после длительного полета не придумать.