— Ты много обещаешь, а я много теряю, — голос мертвого воина стал монотонным. — Заключим договор.
— Какой?
Туманные силуэты толпились прямо за спиной Борса, но дальше не двигались.
— Я потерял свою женщину, — сказал Борс. — Отдай мне свою — и возвратишься в свой мир зрячим.
— Нет, — отрезал юноша.
Уинетт шагнула вперед. Ее лицо казалось бледным и приобрело нездоровый оттенок… но может быть, тому виной белесый свет?
Пальцы Сестры сжимали талисман, и голубое сияние лилось сквозь пальцы.
— Если я останусь, ты вернешь ему зрение? И он благополучно вернется в мир живых?
— Да, — ответил воин.
— Нет, Уинетт! — заорал Кедрин, но ни Сестра, ни Борс как будто его не слышали.
— Если ты останешься и станешь моей женщиной, я это сделаю.
Кедрин вцепился ей в плечи, понимая, что не сможет остановить ее даже силой.
— Этого не будет! Я на это не согласен! Лучше я останусь слепым, чем обреку тебя на такое!
Уинетт забилась в его руках, по ее щекам текли слезы. Но только непреклонная решимость горела в ее глазах, голубых, как мерцающий свет талисмана.
— Ты же Избранный, — воскликнула она, пытаясь освободиться. — У тебя есть долг, ты должен выполнить свое предназначение! Ты должен вернуть себе зрение!
— Не такой ценой!
Самый сильный страх, какой он когда-либо знал, охватил Кедрина — и разлетелся, не оставив следа.
— Твоя жизнь за мое зрение? Никогда! Если это цена моего предназначения — я от него откажусь. Платить тобой… Я… я люблю тебя.
— И я люблю тебя.
Слезы хлынули из ее глаз, но голос звучал твердо.
— Я люблю тебя всем сердцем. Если так надо — я отдам свою жизнь, она не имеет значения. Только ты имеешь смысл.
— Я без тебя ничто, — простонал Кедрин. — Если не будет тебя… у меня ничего не будет. Лучше я останусь тут, чем буду жить… без тебя…
Он прижал ее к себе, словно хотел укрыть у себя на груди, защитить от всего, что могло угрожать — в мире мертвых и в мире живых. Лицо юноши исказилось от боли. Ему поставили условие… и оно оказалось неприемлемым, недопустимым. Вся дрожа, Уинетт плакала у него на груди. Забыв о том, где они находятся, Кедрин целовал ее волосы, глаза, щеки, словно пытаясь выпить ее слезы. Наконец он поднял голову и посмотрел на Борса.
— Я не принимаю твоих условий. Верни Уинетт в мир живых. Я останусь здесь.
— Нет! — Уинетт вырвалась из его рук. — Не слушай его. Я останусь, только отпусти его!
— Ты так сильно его любишь? — с удивлением спросил Борс.
— Да, — ответила Уинетт.
— А ты… ты будешь проклят и навсегда останешься в Нижних пределах! Ты и в самом деле готов на это ради нее?
— Да, — ответил Кедрин, не колеблясь. — Я готов.
— Такая любовь, — пробормотал Борс. — Тоз дал мне Сулью колдовством, но я все-таки любил ее. Если бы она снова была со мной… Если бы мы могли любить, как вы…
Он умолк и склонил голову. Рана на его шее снова раскрылась и черви, извиваясь, посыпались к его ногам на горячую гальку.
— Возвращайтесь, — изрек он. — Такая любовь достойна того, чтобы не умирать. Возвращайся зрячим, Кедрин Кэйтин… и пусть эта женщина будет твоей всегда.
Жилистая ладонь легла на лицо Кедрина, прижав ему веки. Иссушенные губы мертвого воина изогнулись, и Уинетт поняла, что Борс улыбается.
В тот же миг талисманы ослепительно засияли. Лазурный ореол разрастался, пока Кедрин, Сестра и призрак не исчезли в нем. Принц крепко сжал Уинетт в объятьях, словно боясь потерять. Что-то менялось. Тени, наблюдавшие за ними, отступили в туман. Потом он почувствовал, как мир вокруг становится… иным. Свет все разгорался, и вскоре он уже не видел ничего, кроме этого лазурного сияния. Борс опустил руку. Скрежещущий звук вырвался из его изъязвленного рта… и Кедрин увидел воина-варвара таким, как тот был при жизни. Борс улыбался, и густая борода не могла скрыть этой сияющей улыбки. Но это продолжалось лишь мгновение. Варвар исчез. Остался только свет — лазурный, радостный, как летнее небо… как глаза Уинетт.
Сияние все усиливалось, и Кедрину показалось, что он снова слепнет. Юноша заморгал и почувствовал, как слезы градом текут по его щекам — но не оттого, что он плачет, а от дыма, который поднимался над горящей жаровней. Угли налились рубиновым жаром, а у дальней стены сидели, ссутулившись, пятеро незнакомцев в странных масках. А Уинетт… она была рядом. Она шевельнулась, подняла голову с его бедер и поглядела ему в глаза. И Кедрин понял, что его руки по-прежнему лежат у нее на плечах. А ее руки… ее руки даже не касаются его тела!
И все-таки он видит.
— Кедрин?
Он отпустил ее и поднял руки, чуть не задев потолочную перекладину. Теперь они просто сидели рядом, их разделяло расстояние.
И все-таки он видел. Он видел ее.
— Вижу, — проговорил Кедрин. — Я вижу тебя… и… я люблю тебя.
— И я, — отозвалась она почти со страхом. — Я тоже люблю тебя. Это нельзя преодолеть… я люблю тебя, Кедрин.