Узы крови

Нас! Элизабет было приятно, что он сказал «нас». Она старалась по возможности не отходить от обоих мужчин, подавая им напитки, выполняя их мелкие поручения, радуясь тому, что видит Риса. Сама, оставаясь незаметной, она с восхищением прислушивалась к их деловым разговорам: о слиянии компаний, о новых заводах, о лекарствах, которые успешно шли на рынке, и о тех, что не котировались на нем, о причинах такого рода неудач. Говорили они и о своих конкурентах, планировали стратегию поведения и контрмеры, которые необходимо предпринять, чтобы блокировать их решения. В ушах Элизабет все это звучало прелестной музыкой.

Однажды, когда Сэм работал в своем башенном кабинете, Рис пригласил Элизабет на ленч. Она предложила поехать в «Красный лев» и с интересом наблюдала, как Рис с местными мужчинами играл там в дартс. Ее поражало, как запросто он держался с ними. Он везде был на своем месте. Однажды она услышала одну испанскую поговорку, смысла которой не могла постигнуть до тех пор, пока не увидела играющего в дартс Риса: «этот человек вольготно чувствует себя в своей собственной шкуре».

Они сидели за небольшим угловым столиком, накрытым красно-белой скатертью, на которой стояли картофельная запеканка с мясом и эль, и разговаривали.

Рис попросил ее подробнее рассказать о школе.

– В общем, там не так уж плохо, – призналась Элизабет. – Во всяком случае, я поняла, как мало знаю.

Рис улыбнулся.

На такое признание решаются немногие. Вы заканчиваете школу в июне, да?

Элизабет удивилась, откуда ему это было известно.

– Да.

– А чем хотели бы заняться потом?

Она и сама неоднократно задавала себе этот вопрос.

– Честно говоря, не знаю.

– Может, собираетесь выйти замуж?

На какое-то мгновение у нее замерло сердце. Но она тут же сообразила, что ничего личного в этом вопросе не было.

– Не за кого.

На ум пришло воспоминание о мадемуазель Аррио, прелестных обедах перед пылающим камином, снеге, падающем за окном, и она невольно рассмеялась.

– Секрет?

– Секрет.

Ах, как ей хотелось поведать ему этот секрет, но она ведь почти ничего не знала о нем. Скорее всего, не почти, поправила себя Элизабет, а вообще ничего не знала о нем. Он был очаровательным незнакомцем, однажды пожалевшим ее и из жалости пригласившим отпраздновать свой день рождения в роскошном парижском ресторане. Она знала, что он был незаменимым в делах фирмы и что отец во многом полагался на него. Но она ничего не знала о его личной жизни и что вообще он был за человек. Наблюдая за ним, Элизабет чувствовала, что большая его часть была совершенно скрыта от глаз любопытных, что внешне проявляемые им чувства скорее призваны успешно маскировать то, что он действительно переживал, и она задавала себе вопрос: а кто вообще что-нибудь знал о нем?

Рис Уильямз оказался косвенно замешанным в том, как Элизабет лишилась невинности.

Мысль о том, что пора обзавестись мужчиной, все более привлекала Элизабет. Частично это шло от полового влечения, которое волнами накатывало на нее столь внезапно и охватывало столь сильно, что причиняло почти физическую боль. Но было в желании и огромное любопытство, желание знать, что это за ощущение. Естественно, она не могла переспать с первым попавшимся мужчиной. Он должен быть особенным, таким, кого она очень высоко ценит и кто, естественно, высоко ценит ее. В одну из суббот отец устроил на вилле большой прием.

– Надень все самое лучшее, – сказал Рис Элизабет. – Я хочу похвастать тобой перед всеми.

Элизабет затрепетала, подумав, что на приеме будет его дамой. Но Рис приехал на прием в сопровождении итальянской княгини, красивой статной блондинки. В гневе и чувствуя себя обманутой, Элизабет оказалась в постели с пьяным бородатым русским художником по фамилии Васильев.

Их короткий роман завершился полным фиаско. Элизабет так нервничала, а Васильев был настолько пьян, что Элизабет так и не поняла, где были начало, середина и конец полового акта. В качестве нежного вступительного аккорда Васильев быстро стянул с себя штаны и плюхнулся на кровать. Элизабет готова была немедленно дать деру, но желание отомстить Рису за его предательство удержало ее на месте. Она разделась и юркнула в постель. Секунду спустя без всякого предупреждения Васильев уже овладел ею. Это было необычное ощущение. Оно не было неприятным, но и земля явно не застыла на своей орбите. Тело Васильева вдруг напряглось и, вздрогнув, обмякло. Элизабет лежала рядом, ничего, кроме отвращения, не испытывая. Трудно было поверить, что это и есть то, о чем ученые пишут книги и что воспевают поэты. Она подумала о Рисе, и ей захотелось плакать. Наспех одевшись, она ушла к себе. Когда на другое утро художник позвонил ей по телефону, Элизабет попросила экономку сказать, что ее нет дома. На следующий день Элизабет уехала назад в школу.