Он покрутил в руках до краев наполненный бокал, приблизил его к лицу и принюхался к содержимому, после чего выплеснул жидкость на пол. Кронпринц тяжело вздохнул, стараясь не показывать того, что отец ошибочно может принять за страх. В какой-то момент ему даже захотелось что-то сказать, отпарировать, но проницательные глаза старшего Ланнистера скользнули по приподнявшейся для жестикуляции руки.
– Хочешь сказать что-то умное? Ну, давай, говори что-то умное, – Никлаус стиснул зубы, одаривая собеседника презрительным взглядом. – Странно, обычно твой рот не закрывается. Может, Мартелл сделал мне одолжение и вырезал тебе язык? В истории Беленора еще не было безмолвных королей, – очередное молчание, в ходе которого Майкл усиленно растирал виски двумя пальцами правой руки. – Говорят, сумасшедшая компания под предводительством наследника престола напала на беззащитного человека, остановившегося переночевать на постоялом дворе, и убила его. Во время столь ожесточенной борьбы один из вас был сильно ранен, что заставило трех других убить принца и лорда Дорна, одного из самых могущественных людей Беленора.
– Ты слишком сильно доверяешь бордельным сплетням. Не в моих правилах нападать на человека втроем или вчетвером. Это было бы бесчестно.
– Честь? – выплюнул Майкл, сверкнув глазами. Он давно поднялся со своего трона и теперь расхаживал по комнате, заложив руки за спину. – Тебя слишком волнует то, что о тебе думают другие люди, – Клаус приподнялся одну бровь, что не ускользнуло от внимания короля. – Что? Нет? Я не прав? То есть, тебя не волнует, что за твоей спиной люди рассказывают подобные небылицы? Что они допускают саму мысль о твоей так называемой жестокости?
– Конечно, меня это волнует! – практически выкрикнул кронпринц, понимая, что сорвался. Он по–прежнему продолжает играть по его правилам, несмотря на то, что все силы были использованы, лишь бы избежать подобного. Лорд Львиного Утеса победно усмехнулся, а затем вновь подошел к своему стулу.
– Льву наплевать на то, что думает о нем овца, – Майкл тяжело вздохнул, раздумывая над тем, следует ли вновь наполнять бокал, который он все равно не будет использовать по назначению. – Остается радоваться, что твое тщеславие и безрассудство превзошли чувство милосердия. У тебя хватило ума добить его, а не оставлять в живых на потеху публики. В таком случае наше имя отныне вызывало бы еще меньше уважения.
– Значит, льва все–таки заботит мнение ове… – Клаус вздрогнул, когда кулак отца опустился на стол в нескольких сантиметрах от него самого.
– Это не мнение, это факт! – прокричал Майкл, нависая над сыном и заставляя того немного отодвинуться. Казалось, он не моргал вовсе; небольшая морщина залегла между бровями, а дыхание участилось. – Если какой-то дом может напасть и безнаказанно убивать кого-то из нас, это значит, что нашего дома можно не бояться! Твоя тетя мертва, скоро умру и я, и ты, твои братья, твоя сестра, и все их дети тоже будут мертвы – все будем гнить под землей. Будет лишь имя семьи – это все, что останется! Одна только слава и честь семьи! Ты понимаешь? – Никлаус старался смотреть в сторону, однако правитель Беленора стиснул пальцами его побледневший подбородок и слегка приподнял кверху, заставляя сына взглянуть себе в глаза. – Ты обладаешь очень редкими дарами. Тебе повезло родиться в самой могущественной семье в королевстве. И ты все еще молод. Как ты использовал эти дары? – наследник престола резко мотнул головой, сбрасывая с себя таким образом настойчивые прикосновения, из-за которых капли холодного пота начали выступать на лбу. – Я делал все для этой семьи. В мои планы входило установить династию, которая будет править тысячи лет! Но ты упрямо хочешь, чтобы мы обратились в ничто, как Таргариены.
– Мне надо, чтобы ты стал тем, кем всегда должен был быть. Не в следующем году, не завтра, а сейчас! – продолжал старший Лев, на сей раз принявший окончательное решение относительно бокала. Он был наполнен до краев, жидкость расплескалась по столу и залила карту. Ощутив во рту горьковатый привкус, Майкл немного успокоился и вновь перевел уже более благосклонный взгляд на окаменевшее лицо старшего сына. Безучастные зеленые глаза, доставшиеся от матери, блуждали по старинным вещам. – Знаешь, иной раз я жалею, что Элайджа не может занять престол. Он бы подумал трижды, прежде чем ввязываться в драку с лордом Южного региона.
Последнее предложение резануло по сердцу. Он всегда так говорит, при любой возможности, но почему-то именно сейчас, в данный момент, эти слова были равносильны электрическому разряду, пропущенному через все тело. Кронпринц плотнее сжал челюсти, слыша неприятное скрежетание внутри. Он пытался успокоиться, выровнять дыхание и продемонстрировать холодность, безэмоциональность. Но все это рухнуло в один момент. Отец умел причинять боль. В свое время она была телесной, но с возрастом изменились не только правила игры. Лев так и не смог ответить на вопрос: что же из этого хуже?