Узы крови (СИ)

Майкл не сводил глаз с бушующего неба, разрывающегося от бесконечного дождя. Молнии терзали ночной мрак, а их спутник – гром – мешал ему спокойно завладеть теми недолгими часами, которые остались до рассвета. Первые капли оставляли на каменной кладке едва заметные черные пятнышки; постепенно изморось превратилась в ливень. Беспощадные порывы холодного ветра заставляли бархатные шторы в покоях короля бешено трепыхаться. Казалось, вся комната, погруженная в непроглядную тьму, давно пустовала. Настежь открытые окна пропускали внутрь сквозняки, сносившие все на своем пути.

Многочисленные картины, бумаги, подсвечники, ткани – большинство из этих вещей теперь валялись на полу в хаотичном порядке. Рубиновое море безуспешно пыталось бороться с нарастающим шквалом; волны наваливались на корабли, терзали паруса, пугали несчастных матросов, вынужденных бросить все силы на спасение судна. Дождь проникал в самые труднодоступные места между линиями плотно сомкнутых домов, вымывая всю грязь и копоть. По улицам струились нескончаемые потоки воды, мешавшие кучерам подъезжать к домам без происшествий. Испуганные лошади в королевской конюшне дрожали всем телом, прижимаясь друг к другу.

Жалобный вой не прекращался с начала дождя – крики разгневанных псарей не могли заставить собак умолкнуть. Небо плакало, небо скорбело по невосполнимой утрате. За всем, что происходило в городе, следили два помутневших глаза. Стальной оттенок преобладал над искрящимся золотым. Майкл, не отрываясь, смотрел в сторону раскрытых окон, ведущих на небольшую террасу, откуда можно было наблюдать за жизнью столицы. Он запретил закрывать их, несмотря на страшнейший ураган. Чувство опустошённости давно приковало его неподвижное тело к огромному стулу, больше походившему на трон.

Он стоял в самом центре покоев, неподалеку от кровати с высоким балдахином. Кулаки судорожно сжимали подлокотники в виде гривастых львиных голов, а лицо освещалось лишь в моменты неожиданных ударов молний. Он не замечал того, что происходило вокруг, в комнате, в мире. Безучастный взгляд редко фокусировался на чем-то одном. Мускулы на лице нервно подергивались с каждым ударом грома, а сердце бешено колотилось, невзирая на внешнюю невозмутимость хозяина.

Сил терпеть больше не было. Надежда умерла достаточно давно, и он больше не питал иллюзий насчет возрождения. Резко вскочив с кресла, Майкл бросился к небольшому столу, на котором лежали чудом уцелевшие карты и книги, и со всей силы ударил по нему плотно сжатым кулаком. Гнетущий страх и отчаянный гнев наконец возобладали и позволили всей боли прорваться наружу. С диким криком он сбросил все содержимое со стола, а затем схватился за край и перевернул его. Многочисленные картины с лицами предков были сорваны с гвоздей и выброшены с террасы на улицу. Дождь хлестал по изможденному лицу, намокшая одежда неприятно прилипала к телу, а зубы стучали от внезапного ощущения холода.

В конечном итоге он всё же почувствовал что-то, кроме тупого равнодушия ко всему происходящему.

Даже чувство несоизмеримой боли, пожиравшей изнутри, было гораздо приятнее безучастия и безразличия. Задрожав всем телом, король, не разбирая дороги, ощупью направился в сторону окна. Глаза подернулись дымкой, все погрузилось в несуществующий туман. За минуту в голове проносились сотни хаотичных мыслей. Они, подобно вновь блеснувшей молнии, появлялись неожиданно и также неожиданно исчезали.

Рука нащупала мокрый парапет, и пальцы судорожно ухватились за него, позволяя телу вскарабкаться обратно в покои, покинутые в полубреду. Вместе с непомерной жаждой жить проснулась жажда к вину. Нужно заглушить снедающую боль.

Нужно прекратить это безумие.

Глаза давно привыкли к темноте, и он без труда смог найти небольшой комод в другой части комнаты, где обычно стоял графин. Громкий стук в двери застал государя именно тогда, когда он дрожащими руками подносил стакан к губам.

– Убирайтесь отсюда! – рявкнул Майкл надломленным от горечи и боли голосом. От тона, каким были произнесены эти слова, он сразу же шарахнулся в сторону, выронив стакан. Звук бьющегося стекла заставил стучащего в дверь усилить давление. Ланнистер долго вглядывался в свои руки, обагренные кровью.

Кровью его сына.

– Майкл, прошу, там твоя жена, она хочет…– Орсон едва успел отпрянуть от слегка приоткрытой двери, как раздался оглушительный звон разбившейся посуды. Не в силах более сдерживать собственные эмоции, Лев со всей силы кинул в навязчивого десницу графин, из-за чего рубиновая жидкость растеклась по полу.

– Я сказал, убирайся!

Он сорвался. Он просто поддался гневу, позволил ему одержать верх над собой, пустил его внутрь себя. Сил бороться больше нет. Он побежден.