Вместо ответа Вулфрик обжег его негодующим взглядом и, пожав плечами, проследовал к ближайшей конюшне, где в одном стойле находился его жеребец, а в другом — Стомпер. К удивлению брата, Вулфрик протянул грушу, сваренную в меду, не своему коню, а Стомперу. Такого Реймунд не ожидал.
— Я бы побоялся за свою руку, — без тени насмешки заметил он.
— Нет, он настоящий сладкоежка. Когда дело доходит до меда, он сама доброта.
— Ты в самом деле храбрец, если сумел это узнать, — хмыкнул Реймунд, но, сразу став серьезным, заметил: — Ты кормишь ее лошадь, не свою?
— Моя и так избалована, — небрежно бросил Вулфрик.
— Думаешь, свою она не балует?
— Если и так, долго ей этого делать не придется. Как только начнут прибывать гости, я запру ее в соляре.
— Разумная предосторожность, — согласился Реймунд. — Но что тебя гложет и заставляет калечить несчастных воинов?
Вулфрик вздохнул и по привычке провел рукой по волосам, не заметив, что ладонь запачкана медом.
— Я горю желанием прикончить человека, которого даже не знаю.
— Вполне понятно. Я сам бы задыхался от ярости, если бы кто-то посмел покушаться на мою…
— Нет, я не о нем, — перебил Вулфрик. — Тот будет умирать сотни раз сотней смертей, когда я до него доберусь. Я имел в виду мужчину, которому она отдала сердце. Сначала я о нем и не думал. Теперь же он не выходит у меня из головы.
Реймунд удивленно заморгал:
— И когда это неприязнь сменилась симпатией?
— Кто говорит о симпатии? — возразил Вулфрик. — Она моя невеста, Реймунд, и мне не пристало соперничать с кем-то, кого я ни разу не встречал.
— Откуда тебе это известно? Знаешь, как его зовут?
— Нет, но хочу узнать.
— Почему бы тебе не спросить у нее прямо?
— Чтобы она заподозрила, будто я собираюсь прикончить его?
— Разве ты не об этом сейчас толковал? — поддел Реймунд. — Сам сказал, что рвешься его убить.
— Обыкновенное преувеличение, — отмахнулся Вулфрик. — И не бросай на меня подозрительных взглядов, братец. Я просто никак не могу сообразить, как уничтожить ее привязанность к нему. Надо узнать, чем он так ее привлек, а это невозможно, пока его имя остается тайной. Но, наверное, ты сможешь мне помочь.
— Хочешь, чтобы я спросил леди Милисент? — догадался Реймунд.
— Нет, не ее. С тобой она будет откровенна не более чем со мной. Но вот ее сестра Джоан совсем иная: милая, приветливая, покорная. Она ничего не заподозрит и с готовностью расскажет тебе все.
— А если нет, значит, попробую выбить из нее имя таинственного рыцаря, — фыркнул Реймунд.
— Мне не до шуток! Дело серьезное!
— По-моему, братец, твое чувство юмора скончалось и больше никогда не даст о себе знать! Остается надеяться, что священник прочел над ним пышную проповедь. Не понимаю, из-за чего волноваться? Даже если твоя дама любит какого-то незнакомца, выйдет она все равно за тебя и будет верна тебе. Или у тебя есть причины думать иначе? Опасаешься, что она изменит?
— Нет, я уверен, что она станет чтить произнесенные у алтаря обеты. Но позволь спросить, что бы чувствовал ты, если бы, лежа в постели с женой, знал, что она воображает на твоем месте другого?
Реймунда передернуло.
— Сегодня же поговорю с ее сестрой, — коротко пообещал он.
Глава 25
Милисент неизменно поражала способность женщин сплетничать и судачить о всяких пустяках. Она уже и не помнила, когда была вынуждена сидеть и слушать пустую трескотню. Она ни за что не согласилась бы, если бы леди Энн сразу после обеда не усадила ее и Джоан вышивать огромную шпалеру, которую хотела закончить до свадьбы. Ткань была натянута на большой станок, разместившийся у очага. Дюжина вышивальщиц ловко работала иглами, не мешая друг другу. Милисент осталась лишь потому, что сама леди Энн наблюдала за работницами, а ей не хотелось ссориться со свекровью.
Однако она лишь делала вид, что трудится, и тайком любовалась рисунком, изображавшим рыцаря и его войско на покрытом цветами холме перед приближавшейся вражеской армией. Отважный воин был настолько спокоен и бодр, что сокол, сидевший у него на запястье, даже не расправил крылья. Сам же он смеялся в лицо недругам. Интересно, кто здесь изображен? Сэр Гай? Или его сын? Ах, не важно, лучше ей не портить искусной работы своей неумелой рукой!
В уши девушки лезли обрывки самых разнообразных сведений, от ужасающих подробностей деторождения до обстоятельств, обычно приводящих к зачатию и беременности, не говоря уж об оживленном обсуждении размеров мужского меча. Правда, Джоан пришлось потихоньку объяснить сестре, какой именно меч имеется в виду, после чего дамы, увидев румянец на щеках невесты, немного успокоились, а вскоре и совсем сдались, поняв, что она не из тех, над кем нетрудно подшутить, а именно таковыми и были их безобидные намерения. Обычная плата, которая взималась с каждой новобрачной. Но на этот раз у них ничего не вышло. За все свои труды женщины вознаграждались лишь разъяренными взглядами невесты.