У ребенка по отношению к абьюзеру возникает чувство, которое американский исследователь психологических травм Дэвид Калоф назвал «подсознательной связью». Ребенок отказывается видеть, слышать, чувствовать и замечать окружающие его реальные события и явления. Вместо этого он берет на вооружение те методы, которые кажутся невозможными или запрещенными, но при этом сопряжены с минимальным риском. Ребенок сомневается в очевидном и допускает невозможное[51]. Эта связь возникает из-за того, что у него существуют всего два варианта поведения: 1) сходить с ума от ужаса, не имея возможности жить нормальной жизнью, или 2) представлять реальность в искаженном виде, чтобы как-то выжить. Из-за этой связи искажение реальности становится частью «рабочей модели поведения», которая в дальнейшем используется и во взрослых отношениях. Американские психотерапевты Рут Близард и Энн Блум описывают этот процесс следующим образом.
В случае Тома Барбара напомнила ему о поведении сразу обоих родителей: она сочетала жестокость и угрозы его отца с давлением на жалость, характерным для его матери. Столкнувшись с такой убийственной комбинацией, Том вынужден был придумывать какое-то правдоподобное объяснение ее поступкам, чтобы обосновать свое упорное нежелание расстаться с ней. Для окружающих его доводы казались странным искажением фактов и нелепыми оправданиями поведения Барбары. Добавьте сюда также ее бесконечную ложь и грязные инсинуации в его адрес, и вы поймете, что никто уже не мог разобраться, что реально происходит между ними.
Когда человек отрицает или отказывается признавать свою травму, это формирует у него различные виды посттравматического поведения, которые в конечном итоге способствуют появлению травматических уз. Отложенная реакция на травму, посттравматическое возбуждение, подавление травмы и бегство от нее, посттравматическое самоограничение и стыд, а также повторение травматической ситуации – все это может происходить и в рамках отношений.
◆ Отложенная реакция на травму вызывается постоянным стрессом, зависимостью от абьюзера и его бесконечной ложью. Всегда существует какой-то стимул, запускающий старый цикл, который является частью сценария поведения жертвы, абьюзера и спасителя.
◆ Посттравматическое возбуждение появляется в отношениях, в которых присутствуют серьезный риск, бурная страсть и секс с элементами насилия. Раздражение, страх и постоянный стресс создают нейрохимический коктейль, делающий обычные отношения скучными.
◆ Подавление травмы происходит, когда в отношениях наступает короткая фаза примирения – абьюзер понимает, что он перестарался. Он обольщает жертву и удовлетворяет ее желания, чтобы компенсировать пережитые страдания, и это помогает ей успокоиться и приносит временное облегчение.
◆ Бегство от травмы становится результатом абстрагирования жертвы от окружающего хаоса или от своей одержимости абьюзером. Вспомните, что в такой ситуации многие из нас начинают вести мысленный диалог со своим партнером.
◆ Посттравматическое самоограничение может проявляться по-разному, включая наиболее очевидные примеры: поддерживание отношений без особой на то нужды, или – хуже того – лишение себя самого необходимого, так как окружающий хаос не позволяет находить время для заботы о себе, и подобное мученичество становится весьма удобным.
◆ Посттравматический стыд присутствует в виде ощущения безысходности и собственной ущербности, так как жертве передается стыд абьюзера (так называемый перенос стыда), из-за чего она начинает верить в свою ничтожность.
◆ Повторение травматической ситуации становится «рабочей моделью поведения», которая создает цикличность в дальнейшем развитии отношений. Каждый новый цикл повторяет старый травматический эпизод.
Другими словами, наша болезненная привязанность к партнеру приводит к появлению у нас определенной модели поведения, заключающейся в том, что мы постоянно стремимся завязывать или поддерживать подобные нездоровые отношения. В случае Тома его семейная жизнь с Барбарой привела к тому, что он воспользовался практически всеми вышеописанными методами борьбы с травмой.