V.

Один за другим поглощая коктейли с терновым тоником, отчего мало-помалу таяли пять фунтов, одолженных Мейстралем, и потягивая пиво, Бренда и Бенни беседовали о том, как их угораздило оказаться на этом далеком острове и куда каждому из них хотелось бы поехать после Валлетты, но, похоже, она могла вернуться только в колледж, а он — на Улицу, то есть все равно что никуда, согласились они; однако мы порой уезжаем в никуда, уговаривая себя, что едем в какое-то конкретное место: для этого нужен особый талант, хотя редко кто способен спорить с самим собой или сильно к себе придираться.

В тот вечер они по крайней мере убедили себя и друг друга в том, что мир — сплошное дерьмо. Поверить в это им помогли сновавшие кругом английские морпехи, десантники и моряки, которые также уходили в никуда. Моряков с «Эшафота» нигде не было видно, и Профейн решил, что «Эшафот» уже покинул Валлетту — не могли же все они поголовно стать такими чистоплюями, чтобы держаться подальше от Кишки. От этой мысли он погрустнел и подумал, что, возможно, все его пристанища были временными и — несмотря на неодушевленность — передвигались так же бесцельно, как он сам, ведь всякое движение относительно. И может быть, он сейчас стоит на водной глади моря — этакий шлемиль-Спаситель, а этот притворяющийся неподвижным огромный город с одним-единственным пригодным для жилья закутком и единственной несовратимой (и потому особо ценной) девушкой уже скрылся за дугой горизонта, от которой его отделяет подернутое легкой рябью пространство протяженностью по меньшей мере в целое столетие?

— Не печалься.

— Все печальны, Бренда.

— Мы печальны, Бенни. — И она хрипловато рассмеялась, быстро опьянев от джина с терновым тоником.

Они отправились к нему, и потом она, наверное, ушла ночью, еще до рассвета. Профейн спал как сурок. Проснувшись ближе к полудню от уличного шума, он обнаружил, что лежит в кровати один. За столом сидел Мейстраль, рассматривая пестрый носок (такие обычно носят с бермудами), натянутый на лампочку под потолком.

— Я принес вино, — сообщил Мейстраль.

— Это хорошо.

Около двух они пошли в кафе позавтракать.

— Я не собираюсь до бесконечности содержать тебя за свой счет, — сказал Мейстраль.

— Мне бы надо найти работу. На Мальте нужны дорожные рабочие?

— В Пор-де-Бом строят подземный переезд под железнодорожной дорогой. Там еще требуются люди для посадки деревьев вдоль шоссе.

— Я ничего не знаю, кроме дорожных работ и канализации.

— Канализации? В Марсе строят новую насосную станцию.

— А иностранцев берут на работу?

— Наверное.

— Тогда посмотрим.

Вечером Бренда надела пестрые шорты и черные носки.

— Я пишу стихи, — заявила она.

Они сидели у нее в комнате в скромной гостинице у подножия большого холма.

— Здорово, — сказал Профейн.

— Я — воплощенье двадцатого века, — начала декламировать Бренда. Профейн откатился в сторону и вперил взгляд в узор на ковре.

— Я — рэгтайм и танго; я прямой шрифт, геометрия в чистом виде. Я — бич из волос юной девы, я — искусно сплетенная цепь упадочной страсти. Я — безлюдный вокзал в каждой столице Европы. Я — Улица с рядами унылых казенных домов; café-dansant, заводная кукла, играющий джаз саксофон; парик солидной туристки, резиновый бюст педераста, дорожный будильник, который всегда отстает или спешит и звонит всякий раз по-другому. Я — мертвая пальма, пара бальных туфель негра-танцора, иссякший фонтан на исходе сезона. Я — собрание всех аксессуаров ночи.

— Звучит неплохо, — сказал Профейн.

— Не знаю. — Бренда сделала бумажный самолетик из листка со стихами и запустила его в облачко сигаретного дыма. — По-моему, обычный студенческий стишок, насквозь фальшивый. Начиталась книжек по спецкурсам. Думаешь, в этом что-то есть?

— Да.

— Ты успел гораздо больше. Парням это легче.

— Что?

— У тебя такой богатый жизненный опыт. Мне бы такой.

— Зачем?

— Жизненный опыт, ведь это так важно. Разве ты ничему не научился?

На что Профейн, не задумываясь, ответил:

— Нет, по правде говоря, ни черта я ничему не научился.

Какое-то время они сидели молча. Потом Бренда предложила:

— Пойдем прогуляемся.

Когда они вышли на улицу, ведущую к морю, Бренда неожиданно схватила Бенни за руку и побежала. Дома в этой части Валлетты еще не были восстановлены, хотя после войны минуло уже одиннадцать лет. Улица, однако, была ровной и чистой. Держась за руку Бренды, с которой он познакомился только вчера, Профейн бежал по улице. Вскоре в полной тишине в Валлетте внезапно погас свет: и в окнах домов, и на улицах. Профейн и Бренда продолжали бежать в ночь, вдруг ставшую абсолютно черной; лишь инерция несла их к оконечности Мальты и лежащему вокруг Средиземному морю.

Эпилог 1919

I