V.

В штате Нью-Йорк основанием для развода может быть только супружеская измена. Лелея мечту нанести Мафии удар под дых, Руни начал проявлять повышенный интерес к Паоле Мейстраль, соседке Рэйчел. Она была симпатична и чувственна, и к тому же, как он слышал, несчастна со своим мужем Папашей Ходом, помощником боцмана третьего класса ВМС США, от которого сбежала. Но значит ли это, что она предпочтет Уинсама?

Харизма плескался под душем. Интересно, он и в ванной не снимает зеленое одеяло? У Руни создалось впечатление, что он живет в нем.

— Эй, кто-нибудь, — крикнула Мафия из-за письменного стола. — Как пишется Прометей?

Уинсам хотел было сказать, что это слово начинается так же, как профилактика, но тут зазвонил телефон. Уинсам спрыгнул с кофеварки и прошлепал к телефону. Пусть ее издатели думают, что она безграмотна.

— Руни, ты видел мою соседку? Молоденькую? — Он не видел.

— А Стенсила?

— Стенсил не появлялся всю неделю, — сказал Уинсам. — По его словам, он кого-то выслеживает. Все весьма таинственно, как у Дэшила Хэммета.95

Рэйчел казалась встревоженной; это чувствовалось по голосу и по дыханию.

— Думаешь, они вместе? — Уинсам развел руками, прижав телефонную трубку плечом к уху. — Она не пришла домой вчера вечером.

— Понятия не имею, чем занимается Стенсил, — сказал Уинсам, — я спрошу у Харизмы.

Харизма стоял в ванной, завернувшись в полотенце, и разглядывал в зеркале свои зубы.

— Эйгенвэлью, Эйгенвэлью, — бормотал он. — Я бы и сам лучше заделал корневые каналы. За что только мой приятель Уинсам вам платит?

— Где Стенсил? — спросил Уинсам.

— Вчера прислал записку; ее принес какой-то бродяжка в потрепанной армейской шапке образца примерно 1898 года. Что он, мол, будет в канализации, вышел на какой-то след. Кто его разберет.

— Не сутулься, — сказала жена Уинсаму, когда он, пыхнув закруткой, выпустил в телефонную трубку клуб дыма. — Распрямись.

— Эй-ген-вэлью, — стонал Харизма. Ванная создавала раскатистое эхо.

— Что? — спросила Рэйчел.

— Никто из нас, — сказал Уинсам, — никогда не совал нос в его дела. Если ему так хочется, пусть ползает по канализации. Не думаю, что Паола с ним.

— Паола, — сказала Рэйчел, — больная девочка. — И, разозлившись — но не на Уинсама, — повесила трубку, так как, обернувшись, увидела, что Эстер крадучись исчезает за дверью, одетая в ее белое кожаное пальто.

— Могла бы попросить разрешения, — сказала Рэйчел. Эстер то и дело заимствовала чужие вещи, а потом по-кошачьи ускользала.

— Ты куда собралась на ночь глядя? — поинтересовалась Рэйчел.

— Пройтись, — туманно ответила Эстер.

Если бы у этой твари был характер, подумала Рэйчел, она бы сказала: «Кто ты такая, черт возьми, чтобы я тебе докладывала, куда иду?» И Рэйчел ответила бы: «Я та, кому ты должна тысячу с лишним баксов, вот кто». Тогда Эстер впала бы в истерику и сказала: «Если уж на то пошло, я ухожу. Стану проституткой и вышлю тебе деньги по почте». А Рэйчел будет смотреть, как Эстер потопает к выходу, и когда она окажется у двери, произнесет последнюю реплику: «Ты прогоришь, тебе еще придется доплачивать клиентам. Убирайся к дьяволу». Хлопнет дверь, высокие каблучки процокают по ступенькам, прошипят и бухнут двери лифта, и — ура! — Эстер исчезнет. А на следующий день она прочтет в газете, что Эстер Харвитц, 22 лет, с отличием закончившая Нью-Йорк-сити Колледж, бросилась с какого-то моста, эстакады или высотного здания. И Рэйчел будет так шокирована, что даже не сможет плакать.

— Неужели это я? — вслух произнесла она. Эстер ушла. — Это, — продолжила Рэйчел на венском диалекте, — называется подавленная враждебность. Подспудное желание убить соседку. Что-то в этом роде.

Кто-то постучал в дверь. Рэйчел открыла, и в холл ввалился Фу с каким-то неандертальцем в форме помощника боцмана 3-го класса ВМС США.

— Это Хряк Бодайн, — сказал Фу.

— Мир тесен, — сказал Хряк Бодайн, — Я ищу бабу Папаши Хода.

— Я тоже, — сказала Рэйчел. — А ты что, сделался Купидоном для Папаши? Паола не желает его видеть.

Хряк швырнул свою белую шапчонку на настольную лампу, заработав очко.

— Пиво в холодильнике? — спросил Фу, расплывшись в улыбке.

Рэйчел привыкла к неожиданным вторжениям кого-нибудь из Братвы и их случайных знакомых.

— БУКАДО, — сказала она, что на языке Братвы означало: «Будь как дома».

— Папаша ушел в Среди, — сказал Хряк, укладываясь на кушетку. Он был невелик ростом, так что его ноги не свешивались с края. Он уронил волосатую руку, которая глухо шмякнулась об пол. Если бы не ковер, подумала Рэйчел, звук был бы куда звонче. — Мы с ним служим на одном корабле.

— Тогда почему ты не в Среди, не знаю, что ты имеешь в виду? — спросила Рэйчел. Она знала, что он имел в виду Средиземное море, но не подала виду из чувства неприязни.

— Я в самоволке, — сказал Хряк и закрыл глаза. Фу вернулся с пивом. — Ух ты, ах ты, — оживился Хряк. — Чую «баллантайн».

— У Хряка потрясающий нюх, — сказал Фу, вкладывая открытую бутылку пива в Хряков кулак, похожий на мохнатого барсука с атрофированным гипофизом. — На моей памяти он ни разу не ошибся.