Спускаясь в канализацию на сокращенную четырехчасовую смену, Профейн иногда говорил с крокодилами. Партнеров это раздражало. Как-то ночью невесть откуда возникший аллигатор развернулся и бросился на них. Хвост скользящим ударом хлестнул напарника с фонарем по левой ноге. Профейн велел увальню убраться с линии огня и выпустил всю обойму — пять выстрелов, бухнувших многоступенчатым эхом, — аккурат в пасть аллигатора. «Все в порядке, — сказал напарник, — Идти смогу». Профейн не слышал. Он стоял у обезглавленного трупа, наблюдая, как поток нечистот медленно несет крокодилову кровь в одну из рек — черт ее знает, какую. Профейн потерял ориентировку. «Малыш, — сказал он мертвому аллигатору, — ты сыграл не по правилам. Самому нападать нельзя. В договоре этого нет». Пару раз начальник Банг отчитал Бенни за болтовню с аллигаторами: это, мол, дурной пример для Патруля. Ладно, сказал Профейн, больше не буду, и взял себе на заметку: то, во что веришь, надо говорить про себя.
В конце концов однажды ночью в середине апреля он признал то, о чем уже неделю старался не думать: его и Патруль как боевую единицу канализационной системы уже ничто не связывает.
Фина знала, что аллигаторов почти не осталось и что трое охотников скоро останутся без работы. Как-то вечером она пришла, когда Профейн сидел перед телевизором. Крутили «Большое ограбление поезда».105
— Бенито, — сказала она, — тебе надо искать новую работу.
Профейн согласился. Фина сообщила, что ее босс Уинсам из фирмы «Диковинки звукозаписи» ищет клерка и она могла бы записать Бенни на собеседование.
— Меня? — удивился Профейн. — Какой из меня клерк? Я не шибко умен, и мне не нравится сидячая работа в конторе.
Фина возразила, что клерками работают люди и гораздо глупее него. У него будет шанс продвинуться, чего-то добиться.
Шлемиль есть шлемиль. Чего он может добиться? Чего вообще можно «добиться» в этой жизни? Ты достигаешь определенного уровня — а Профейн знал, что уже достиг его, — когда становится ясно, что тебе по силам, а что нет. Впрочем, время от времени у него случались приступы острого оптимизма.
— Я попробую, — пообещал он Фине. — Спасибо.
Она была благодарно счастлива: он выгнал ее из ванны, а она подставляла ему вторую щеку. В голову Профейна полезли похотливые мысли.
На следующий день она позвонила. Ангел и Джеронимо работали в дневную смену, Профейн был свободен до пятницы. Он, лежа на полу, играл в пинокль106 с Куком, который закосил школу.
— Найди костюм, — сказала Фина. — В час у тебя собеседование.
— Ха, — сказал Профейн. Он успел нарастить жирок за те несколько недель, что харчевался у миссис Мендоса. Костюм Ангела был уже маловат.
— Одолжи у моего отца, — посоветовала Фина и повесила трубку.
Старик Мендоса не возражал. Самым большим в шкафу был костюм из темно-синей саржи в стиле Джорджа Рафта, примерно середины 30-х годов, с двубортным пиджаком с подбитыми плечами. Профейн надел его и позаимствовал пару туфель у Ангела. В метро, по дороге в центр, он размышлял о том, что людям свойственно порой испытывать жгучую ностальгию по десятилетию, в котором они родились. Эта мысль пришла ему в голову, потому что он вдруг почувствовал, будто попал во времена Депрессии — костюм, поиски работы в городе, которому осталось существовать максимум две недели. Вокруг снуют вереницы людей в новых костюмах, еженедельно создаются миллионы новых неодушевленных предметов, новые машины мчатся по улицам, тысячами растут дома в пригородах, которые Бенни покинул месяцы назад. Где же здесь депрессия? Она таится в закутке черепа Бенни Профейна, в глубине его живота под синим пиджаком из плотной саржи, она прикрыта улыбкой, оптимистически сияющей на шлемильской физиономии.
Офис «Диковинок звукозаписи» располагался на семнадцатом этаже здания в районе Гранд-Сентрал. Профейн сидел в приемной, заставленной тепличными тропическими растениями, а за окнами бесновался холодный, жаропоглощающий ветер. Секретарша дала Бенни бланк заявления. Фины нигде не было видно.
Когда он отдавал заполненный бланк девушке за столом, в приемную вошел рассыльный — негр в потертой замшевой куртке. Он бросил на стол кипу почтовых конвертов, и на несколько секунд его глаза встретились с глазами Профейна.
Возможно, Профейн видел этого парня под землей или на разводе. Как бы то ни было, на лице у негра мелькнуло подобие улыбки, и между ними возникла некая телепатическая связь, словно этот рассыльный и для Профейна принес сообщение, скрытое от всех, кроме них двоих, в оболочке быстрого взгляда, как бы говорившего: «Кого ты хочешь надуть? Послушай ветер».
Профейн прислушался к ветру. Рассыльный ушел.
— Мистер Уинсам сейчас вас примет, — сказала секретарша. Профейн подошел к окну и глянул вниз на 42-ю улицу. Казалось, он не только слышал, но и видел ветер. Ему было как-то не по себе в костюме. Может, потому, что костюм вовсе не скрывал эту странную депрессию, которая никак не отражалась на рынке ценных бумаг или в годовых отчетах.
— Эй, куда же вы? — удивилась секретарша.