V.

Юношеский романтизм Стенсила тут же ухватился за мысль: а вдруг ночные встречи на вилле Саммут вызваны не только профессиональной необходимостью. Он едва не поддался искушению поручить Мейстралю слежку за Вероникой Манганезе, но Демивольт, выступив в качестве голоса разума, воспротивился:

– Мы сделаем это иначе. У нас уже есть свой человек на вилле. Старьевщик Дупиро, который без памяти влюблен в тамошнюю кухарку.

Если бы доки, за которыми приходилось присматривать, были единственным источником волнений, Стенсил, вероятно, впал бы в ту же апатию, что поразила докеров. Однако другой его информатор, отец-иезуит

Линус Фэйринг, чей взывающий о помощи глас слышался средь массового ноябрьского веселья, скрипел рычагами эмоций и стучал предохранительными клапанами интуиции, побуждая Стенсила двинуться через весь континент за море по причинам как веским, так и непонятным, – этот иезуит видел и слышал (а возможно, и делал) ровно столько, чтобы держать Стенсила в состоянии умеренной встревоженности.

– Разумеется, – говорил священник, – у иезуитов есть определенные принципы. Мы не осуществляем тайный контроль над миром, Стенсил. У нас нет шпионской сети, нет политического нервного узла в Ватикане. – О, Стенсил был достаточно объективен. Хотя вряд ли мог подняться над воспитанием, полученным в лоне англиканской церкви, косо посматривавшей на пресловутое Общество Иисуса. Но он возражал против отклонений Фэйринга от темы; сгущавшийся туман политических взглядов отражался на донесениях, коим следовало быть беспристрастными. Первая встреча с Фэйрингом, состоявшаяся вскоре после поездки на виллу Манганезе, оставила у Стенсила тягостное впечатление. Фэйринг старался казаться своим в доску и даже пытался – помилуй, Господи – беседовать на профессиональные темы. Стенсилу он напомнил вполне компетентных в своей области англо-индийских колониальных чиновников, попавших на гражданскую службу, в который они ничего не смыслили. «Мы жертвы дискриминации, – всем своим видом жалуются они, – нас презирают и белые, и азиаты. Ладно, так и быть, мы до конца будем играть ту фальшивую роль, которой требует от нас предубеждение большинства». Сколько раз Стенсилу доводилось быть свидетелем умышленной неловкости за столом, бестактных замечаний в беседе и тщательного подчеркивания акцента в речи, призванных продемонстрировать эту обособленность.

Вот и Фэйринг был таким же. «Все мы тут шпионы» – вот линия, которой он придерживался. Стенсила интересовала только информация. Он не позволял личным пристрастиям влиять на Ситуацию; это может привести к хаосу. Фэйринг довольно быстро понял, что Стенсил вовсе не отрицает Папство, и перешел от заносчивой честности к поведению просто невыносимому. Вот, – предлагал он свою трактовку, – вот шпион, поднявшийся над суетливой политической возней своего времени. Вот Макиавелли на дыбе, которого идеи волнуют больше, чем страдания. Само собой, в еженедельных отчетах монаха густо плавал туман субъективных оценок.

– Любое отклонение в сторону анархии противно христианству, – однажды безапелляционно заявил он, втянув Стенсила в обсуждение своей теории политической доктрины Святого Духа. – Церковь наконец достигла поры зрелости. Подобно юной девушке, она перешла от беспорядочных метаний к авторитетной позиции матроны. Вы отстали на два тысячелетия.

Старушка пытается скрыть бурную молодость. Ха!

Честно говоря, Фэйринг был идеальным информатором. Мальта была как-никак католическим островом, и сан священника давал возможность постоянно получать через окно исповедальни информацию, позволявшую, по меньшей мере, составить общую картину всех недовольных группировок острова. И хотя качество его отчетов не приводило Стенсила в восторг, на количество жаловаться не приходилось. Что же толкнуло его пожаловаться Манго Шивзу? Чего боялся Фэйринг?

Вряд ли он просто питал страсть к политическим маневрам и закулисным интригам. Если он действительно верил в авторитет Церкви и ее институтов, то, просидев четыре года, словно в карантине, вдали от военных судорог, сотрясавших весь остальной Старый Свет, он, возможно, уверовал, что Мальта – это некое заколдованное место, территория, где царит вечный мир.

А потом, когда внезапно на всех уровнях наступило перемирие, он тут же стал подозревать, что его прихожане готовят переворот… Дело ясное.

Дух Святой, вот кто страшил Фэйринга. Ему вполне хватало Сына, вступившего в пору мужества.