В аду

Прошла неделя с того момента, как баронесса затаилась в сыром, холодном, гулком склепе. Несмотря на то, что лето еще не закончилось, погода стояла прохладная, почти что осенняя, поэтому уже в первый день пребывания в жутком убежище Анной овладела лихорадка – мех не спасал, а огонь баронесса не разводила из боязни быть немедленно обнаруженной. Посему довольно скоро мрак усыпальницы, предчувствий, угрызений мрак совершенно одолел коченеющую заживо Анну, и она уже не могла, не выдерживала сидеть на одном месте и бездействовать. И в один из вечеров, когда до нее долетели пригнанные воздушным потоком отголоски плача и стенания и… будто бы даже запах дыма от костра, баронесса с великою мукой выждала еще одни сутки и выбралась из укрытия. Как и предполагал Кестер, без лишних раздумий, сомнений Анна направилась к дому Калисты, и то, что баронесса увидела, когда вошла на двор, повергло ее в трепет и отчаянье.

Проклиная жестокое сердце Кестера, Анна сняла плащ и похожее на монашеское покрывало со своей головы. Темные, почти черные волосы крупными кольцами упали ей на плечи. Опустившись на колени, Анна расстелила покровы на земле и бережно принялась собирать в них обугленные останки, которые затем аккуратно завернула, перевязала найденной случайно в траве толстой, грубой веревкой. После чего она склонилась над свертком и зарыдала горючими слезами. Сгущались сумерки, резко завывал ветер и жалобно блеяли в своем загоне голодные овцы. Внезапно Анне почудилось, что где-то совсем рядом хрустнула ветка. Анна вздрогнула, вскочила, подняла оказавшийся довольно тяжелым сверток и, озираясь по сторонам, быстрым шагом пошла прочь со двора. Но в какой-то момент – ведь, естественно, баронесса совершенно не глядела под ноги, – острые стальные челюсти с лязгом сомкнулись на ее лодыжке. Анна вскрикнула, согнулась пополам и рухнула на землю – застыла на мгновение, а после, медленно покачиваясь, парализованная болью и страхом, не в силах даже посмотреть на свою насквозь пронзенную железными тисками ногу, – так и сидела несколько часов, пока не услышала со стороны леса конский топот и окрики всадников. Когда баронесса подняла голову, то увидела освещенного ярким пламенем факелов, стремительно надвигающегося на нее Кестера. Он остановил коня, только когда тот уже наступал копытами на подол ее платья. Устремив на Анну свой прекрасный ледяной взгляд, барон сказал:

– Надеюсь, сударыня, вы поняли, что бегать от меня бесполезно, а те, кто пытается, вообще теряют такую способность, – Кестер сделал знак слуге, и тот, подбежав к Анне, нагнулся, чтобы освободить ее из ловушки. Не выдержав мучительного процесса, баронесса потеряла сознание. Через какое-то время она очнулась, все еще на земле, но свободная от тисков. Слуга попытался поднять ее, но Анна оттолкнула его и вцепилась в лежащий рядом сверток.

– Оставьте эту нечисть, – приказал Кестер, и слуга хотел было отобрать у Анны сверток, но та жалобно взмолилась:

– Позвольте… позвольте, барон, я возьму это с собой. Я должна похоронить ее…

На что Кестер с презрительной усмешкой кивнул, и бедную, белую, как полотно, промерзшую до костей пленницу доставили в замок Харшли.

* * *

В замке Анну ждала просторная светлая комната с огромной, скрытой тяжелым балдахином кроватью, застеленной тонким, гладким, обошедшимся Кестеру в баснословную сумму денег бельем. Накуренное благовониями помещение согревал камин, в который слуга непрерывно, не жалея подбрасывал дрова. Здесь же находилась деревянная ванна, а рядом в большом количестве были расставлены, разложены свечи, цветы, сладкие сушеные травы, масла. Также к новой обитательнице замка был приглашен не самый лучший и известный, но, вероятно, на редкость умный и талантливый, выкупленный некогда хитрым и ловким Гриффитом из лап инквизиции, приговоренный к смертной казни за предложенные, казавшиеся дикими нововведения, хирург. Да, Кестер позаботился и об этом, поскольку не хотел, чтобы женщина, которую он с такой страстью вожделел, погибла как те – славные воины – истекшие кровью, его братья по оружию, раны которых были сплошь облеплены землей с полей сражений.

Устроить для своей пленницы такое роскошное гнездо Кестера сподвигло неизвестное доселе чувство. Посетив скромное, неотапливаемое, с ничтожным количеством слуг и запасов провизии жилище Анны и убедившись в том, что баронесса разорена совершенно и вряд ли может позволить себе не то что украшения и новые наряды, а даже лишнюю поленницу (не имела она ни крестьян, разводивших скот, ни земель, а лес берегла, как единственный источник пропитания не только для себя, но и для всей своей немногочисленной челяди), Кестер представил вдруг, насколько приятно, должно быть, будет для Анны, умастив ароматным маслом тело, коснуться мягких, гладких, украшенных вышивкой простыней…

* * *